Терентьева Л. П.

Что я помню о своём военном детстве

Терентьева (Стефанова) Людмила Павловна. Родилась 6.05.1937г. в городе Запорожье. Окончила Воронежский политехнический институт по специальности радиоинженер — конструктор. Работала по специальности вначале в НИИ связи, затем на заводе им. Ленина. Вышла на пенсию в 1992г. Есть дочь, два внука и правнук.

22 июня 1941г. Мне 4года. Я в Донбассе у бабушки и дедушки. Мамочка моя в Алуште, в Крыму, она лечится в санатории, у неё закрытая форма туберкулёза. Папа в Запорожье, он работает на авиационном моторостроительном заводе им. Баранова начальником цеха. Мама с большим трудом добралась до меня и забрала в Запорожье. И вдруг новая беда, я заболела, у меня коклюш.

В Запорожье начались бомбёжки. Как только объявляют воздушную тревогу, мы с мамочкой бежим в «щель» — так называли бомбоубежище. У мамы уже заранее приготовлена сумка, где бутылка с молоком, булочка, вода и большая мокрая простыня. В щель нам входить нельзя, так как я всё время кашляю, и меня рвёт в эту простыню. Мы сидим у самого входа и смотрим на небо. Всё небо в светящихся лучах прожекторов и мне кажется оно очень красивым. Тревога заканчивается, объявляют отбой. Когда приходим домой, папы обычно ещё нет, он дежурит на крыше. На крыше по очереди дежурит всё взрослое население дома, даже подростки, сбрасывают зажигательные бомбы.

В конце июля начинают эвакуировать папин завод. Папа занят практически сутками демонтажём и погрузкой оборудования. Семьи рабочих отправляют товарными вагонами. Там сделаны полки в несколько рядов. Вагон буквально забит детьми с мамами и бабушками. Ступенек у товарных вагонов нет, поэтому на входе прикреплена петля из проволоки, чтобы можно было залезть в вагон Мы едем в Омск.

Ехали очень долго. Последние вагоны обстреляли фашистские самолёты. Вагоны загорелись, людей спаслось совсем немного и всех уцелевших подселили к нам в вагон. Состав наш часто останавливался и подолгу стоял прямо в поле. Я была тогда ещё маленькая, и мама рассказывала мне, что как только поезд останавливался, женщины выскакивали из вагонов, у всех были заготовлены два кирпича, веточки, палочки, щепочки, сооружали из кирпичей комелёк, разводили огонь и пытались что-то сварить для детей. Иногда это удавалось, а иногда нет. Вдруг раздавался гудок, поезд должен отправляться, все бегут к своим вагонам, забрасывают в двери вагонов горячие кирпичи и вскакивают на ходу в поезд.

Однажды моя мамочка отстала от состава. Хорошо, что это было на какой-то станции. Мама рассказывала мне, как ей стало страшно, как она плакала и упрашивала, чтобы её посадили в санитарный поезд, который ехал на восток. Её посадили вместе с ранеными, а так как в первую очередь пропускали поезда с ранеными и с эвакуированными заводами, то наш поезд часто стоял, и она нас через два дня догнала. А я помню, что мне было не страшно. Я ехала с маминой подругой тётей Натой и двумя её детьми, и меня всё время успокаивали.

За несколько дней до приезда в Омск я заболела скарлатиной, и нас с мамой хотели высадить из вагона, но тётя Ната была такая боевая, что смогла нас отстоять. В Омск мы прибыли в начале сентября. Нас с мамой на скорой помощи отвезли в больницу, вещи забрала мамина подруга. Со мной мамочке в больнице не разрешили остаться. Всех эвакуированных поселили в бараках. Раньше это были конюшни. Каждой семье выделили по несколько стойл и разделили фанерными перегородками. Окна были вверху, пол земляной, отапливались железной печкой и на ней же готовили еду. Электричества не было, вечером зажигали коптилки. Когда папин завод прибыл в Омск, рабочие завода нам всё немного благоустроили: постелили деревянные полы, выложили печи, провели электричество, вырыли погреба.

Папа рассказывал, что на машинах с оборудованием они выехали в последний момент перед захватом Запорожья немцами. Вместе с главным бухгалтером они везли целый мешок денег, и чтобы его не украли, положили их в грязный угольный мешок и бросили себе под ноги.

За зиму 1941-42года я переболела всеми детскими болезнями: коклюш, скарлатина, корь, ветрянка, краснуха, свинка. Лечил меня наш сосед по бараку дядя Миша Пантофель. Он меня очень жалел и давал сладкий порошок, а мамочка закутывала в мокрую холодную простыню, очевидно у меня была высокая температура. Эта зима была очень холодной и голодной. Мама из-за моих бесконечных болезней не работала, а папа работал сутками. На работе ему давали ИТРовский паёк, и он мне в кулёчке из кальки приносил кусочек мяса или рыбы, ложку каши, и я всегда ждала папу с работы.

Перед войной папа год был в командировке во Франции и привёз для меня наборы одежды в больших коробках на 3, 4 и 5 лет. Эти вещи мама меняла на продукты. Я помню голубую гарусную кофточку с белыми цветочками — она мне так нравилась, но мама и её обменяла. А я ходила в папином пиджаке, подвязанном верёвочкой, и большом колючем платке, который мама выменяла на эту кофточку. Весной 1942г мама пошла работать. Кстати, туберкулёзные каверны у неё зарубцевались, врачи сказали, что из-за сильных стрессов. Мне вешали на шею ключ, и я целый день бегала возле барака.

Весной всем работникам завода выделили землю под картошку и выдали на семена по мешку картошки. Год был урожайный, и осенью мы выкопали очень много картошки, зимой нам было уже не так голодно. Зимой 1943года мы с мамочкой чуть не угорели. Мама, чтобы сохранить тепло, закрыла вьюшку раньше, чем прогорели угли. Папа работал в ночь. Спасли нас соседи — почувствовали запах гари. Соседи: бабушка Фира и дедушка Лёва отпаивали нас свёкольным квасом и этим же квасом мыли нам головы. Потом нас посадили на скамейку во дворе и закутали в пальто и одеяла.

В 1944году мы переехали в хорошую квартиру в центре Омска, и в этом же году я пошла в школу. Школа была начальная, здание маленькое, одноэтажное. Хорошо помню, как там было тепло и как в перемену нам давали чай и кусочек хлеба. Всем выдали старые газеты, мы делали из них тетради и на них учились писать. Учительница была старенькая, у неё на фронте погиб сын, и она всё время плакала.

Нам было её очень жалко, и мы тоже плакали. Рядом со школой был госпиталь. Нас часто водили туда выступать: мы читали стихи, пели, танцевали. Нас там встречали очень хорошо, раненые радовались нам, хвалили и угощали кусочками рафинада.

И вот, наконец, май 1945года. Победа!! Мне 8 лет, и я очень хорошо помню, как все и смеются, и плачут, обнимаются, бегут на главную площадь Омска. И мы, детвора, бежим вместе со всеми, смеёмся и плачем, не совсем понимая почему.

С большой теплотой и любовью я вспоминаю жителей из нашего дома на улице Гусарова, 13. Как дружно все жили, как помогали и заботились о тех, кому было особенно трудно, как делились последними крохами, как устраивали общие дни рождения и обязательно дарили подарок: туфли, чулочки, шапочки и т. д. Сколько было радости у нас детей от этих подарков! Вот таким мне вспоминается моё «военное» детство.