ВИКТОР

автор - Louis Lewis

"…Грядет всеобщая гибель,
Слушай -
Грядет со мною гибель бытия.
Как ночью трудно бьется сердце,
Как ночью этой плакал я
Внезапно пробили
Иглы дождевые кожу мне.
И я плакал.
Не хотелось верить в то, что есть.
Не стремлюсь я к счастью.
Демоны мне шею
Обвивали".
Роберт.


Через миллионы лет он лежал все там же, скорчив болезненно - молодое, постоянно мокрое от слез, лицо.
Что же изменилось? Спроси у него. А я передам ему лично все твои (и даже самые интимные) вопросы.
Белизна подвала, от плесени и мха, Четыре-На-Четыре. На одной из четырех стен нелепая картинка - молодой, богатый и лучезарный мужчина курит заостренную трубку на осеннем побережье. Запах осени все продолжает струиться с полинявшей картинки, окутывая грязную подземную коробку пронзительным вдохновением ранней юности.
Четыре-На-Четыре, вот где он живет. Зовут его Роберт.
Когда я постучал в дверь, за которой он жил, с просьбой о беседе и интервью, я не мог по-настоящему представить, что меня ожидало… Там, за дощатой дверью, лишенной номера и звонка.
Итак, я явился в четверг. Был март, шел снег. Я постучал. Никто не поспешил открыть мне. Я стучал долго, и моя правая рука уже покраснела от холода, и злоба, вкупе с отчаянием напрасных усилий, овладела моим мозгом. Я ушел, а пришел в пятницу. Тот же результат.
Я распсиховался уже не на шутку.
Вообще же вывести меня из состояния равновесия не составляет труда. Я стоял, наморщив лоб и закусив в зверской досаде верхнюю губу. Я ушел, но вновь вернулся в субботу.
Накрапывал дождь. Мои брюки покрывал рельефный узор грязи. Моя правая рука была красной и мокрой.
Женщина с загипсованной ногой окликнула меня, сказав, что эта дверь не открывается. Сколько она, Лариса, здесь живет. Так вот, живет она здесь уже много лет. Всю жизнь.
Дорогая Лара! Мне нужно открыть эту дверь. Иди же своею дорогой, застудишь ногу!
Оказывается, весь квартал уже с неослабевающим интересом наблюдает мои злоключения около запертой двери. Лицо мое никому из этих честных людей не внушает ровно никакого доверия, но все же им капельку жаль меня, потому что я мерзну зря. Я дурак? В глазах Лары, в дождливых ее зрачках, это так и было.
Загипсованная Лара, шуруй-ка отсюда, не выводи меня из состояния равновесия, которого нет.
Воскресенье - всё замёрзло. Грязь с моих брюк послушно отлетала сама собой.
В понедельник я заглядывал в окно, забитое фанерой. Я увидел паука в паутине, осчастливленный моим вниманием, он суетливо уполз вглубь.
Друг Лары пригласил меня на пиво. Мы сели на скамью, недалеко от двери, хотелось мне верить, что хозяин склепа не выйдет, так хоть промелькнет где-нибудь, и мы с другом Лары его засвидетельствуем.
Другом Лары оказался Юлий. Парень выше меня на … две головы. Посиневшими мартовскими губами мы поочередно хватали пластиковый сосок бутылки. Мы говорили, конечно, о Ларе. Об её "…", "…" и также "…".
Юлий занимался выносом телевизоров, утюгов и прочей техники, пригодной к успешной продаже. Частично ночью, для пущей безопасности.
Сегодня Лара отковыляла в больницу для снятия гипса. Юлий мучился бездельем, он сам высказал пожелание проникнуть вместе со мной внутрь квартиры, но прежде задал мне волнующий его вопрос - далась мне эта дверь, что мне вообще там нужно, кто мне нужен?
Дорогой Юлий! Я ищу сенсацию. Для себя. За той дверью живое существо, если доверять моей интуиции и снам. Надо значит надо.
Да ладно, он всё понимает. У него самого иногда глюки не хуже моих. Я, такой-сякой чокнутый, ему симпатичен. Давай вынесем окно!
Поднялся жутко-ледяной ветер, мы встали со скамейки и, подгоняемые этим ветром, с яростным энтузиазмом принялись выламывать фанеру. Работал в основном Юлий, я просто подскакивал и долбил в окно кулаком, при этом визжа, словно меня насиловали. Юлий улыбался, бросая на меня сверху вниз снисходительные взгляды. Впрочем, он был не только выше меня, но и покрыт мускулами.
Когда я увидел дыру, достаточную, чтобы пролезть в нее, я ощутил экстаз. Я онемел на несколько мгновений, потом сказал Юлию Цезарю, что требуется еще пиво. Отметить мой, МОЙ, успех. Юлий пошёл за выпивкой, а я стал любовно смотреть на Пролом. В моём кармане, заранее припасённые, лежали инструменты моей предстоящей работы: три ручки и тетрадь.
Ещё похолодало и стало темнеть. А сумерки я ненавижу. Но теперь мне на всё это было наплевать!
Юлий одним мощным движением подтянулся на руках, затем втащил и меня. Мы стояли в темноте, чем-то воняло. Выпив немного пива, мы вышли в узкий коридор. Лестница вела круто вниз, в подвал. Стояла полная тишина. Мы допили пиво, разбили бутылки о стену и спустились по лестнице.
Роберт находился в гробу, когда мы вошли в промозглую Четыре-На-Четыре. Загорелась лампочка, озарив подвал. Гроб был старый, обтянутый грязным сатином мутно-красного цвета. Юлий, покачиваясь, подошел к нему и попытался вскрыть. Я стал помогать ему.
Бомж, алкаш здесь отсыпается. Юлий вопросительно глянул на меня.
Дорогой Юлий! Давай пообщаемся с ним. Бомжи не могут так жить. Это кто-то покруче, Юлий, требуется самообладание и водка. Я буду здесь, когда ты вернешься с водкой. И Юлий ушел.
Крышка гроба не поддавалась на мои усилия. Я уселся на гроб, потихоньку трезвея, и задремал.
Мое пробуждение состоялось в среду. Роберт уже проснулся, сидя у стены под маленькой фотокарточкой, он следил за мной тусклым, ничего не выражающим взглядом. А я тупо уставился на него.
Бедняга Роберт, ты видел времена получше этих. Ты разбирался в моде, наверняка у тебя был вкус, но сейчас-то всё в твоей душе померкло.
Он был облачен в нелепое тряпьё. Вообще вид у него был полудикий. Сначала я постоянно ожидал, что он бросится на меня. Я относился к нему так, словно он являлся бессловесным, озлобленным псом.
Обессиленный попойкой и томимый жаждой, я вынул из кармана ручку и тетрадь. Ручка сломалась, я готов был писать и стержнем. И вообще у меня в запасе, кажется, имелись еще две. И вот, разглаживая на своем колене мятую затёртую тетрадь, я вдруг понял, что если сию же минуту не смогу уединиться, то, как говорится, сделаю лужу. Взгляд мой метнулся по периметру стен. Негде.
- Отойди к той стене, - произнёс Роберт каким-то, по-моему, брезгливым тоном.
Впервые в моем сознании нарисовался более-менее устойчивый образ Роберта. Он тоже носил "…" между ног. Но мне не понравился его тон, да и голос. Хрипловатый, с гнусаво растянутыми гласными. Роберт вытянул на полу свои тощие ноги в осклизлых полу-брюках. Все это было проделано с какой-то мерзкой жеманностью. Мне стало тошно.
- Все это потечёт по твоей стене, - бросил я ему блестящую фразу. Но он глядел на меня с тупым презрением.
- Если бы ты знал, как мне всё опротивело, - заявил он. - Я ни на что не имею права. Паспорт отсутствует. К тому же, в нормальные дома психи, как правило, не лезут. Что им там делать. Вот ты, чё "…" до моей двери, чем она тебе мешала? Люди добрые разъяснили тебе, что никого тут нет.
Я вспомнил, что рвался сюда за пополнением своего житейского багажа, да ещё мои сны о больших мистических переменах и душевная тяга.
- Извини меня, - сказал я с облегчением. - Я здесь, чтобы помочь тебе. И себе. Давно уже нет мне покоя. Я всё подробно объясню тебе, мне есть что сказать, поверь. Только не в этом склепе.
- Да. Здесь пахнет твоей мочой.
Тогда Роберт не смог выйти вместе со мной. Солнце. Я выяснил, что вампам требуется какое-то время подготовки к свету. Мобилизация сил организма. Твердая, стальная вера в себя, в собственную неуязвимость. "Как йогу перед горящими углями", - выразился Роберт. Значит, Роберт был вамп.
Как вамп он меня и интересовал, но как личность бесконечно раздражал. Мне казалось, что он педик. Что за манеры!
Потом я повстречал Юлия. Юлий сиял. Знаешь, сказал он мне, тогда я двинулся за водкой, ну и Лара, она сообщила мне, что беременна, я был в шоке, и сейчас в нём пребываю, мы с ней выпили всю водку, о тебе начисто забыл, понимаешь?! Конечно. Я рассказал ему о своем бдении в склепе. Он обрадовался как ребёнок. Договорились встретиться вечером на скамейке.
Роберту не нравился мой стиль письма. Он выхватил у меня тетрадь, бегло ознакомился с её содержанием и желчно расхохотался. Ты пишешь о себе, сказал он, ты настоящий герой, просто ночной странник! Да. Ну и что.
Дорогой Роберт! Я столько страдал. Ничьи страдания не могут сравниться с моими. Но и о Роберте я писал достаточно. Вот, к примеру, его любимая фотокарточка, что она значила в его жизни?
- Не знаю, что делать, - сообщил Юлий, подойдя к нам с Робертом.
Почтительность в глазах Юлия была обращена к Р.
- Ему надо мыться, - тихо-тихо и ужасно доверительно, мягчайшим голосом сказал мне Юлий. С какой стати мне заботиться о чистоте вамповского тела, что за отроческая наивность. Ладно, но знает ли Ю., где Р. может "освежиться"?
- Как ты себя чувствуешь? - невыносимо-елейным тоном поинтересовался Юлий.
В глотке Роберта, как мне показалось, уже вскипал злобный смех, но он даже снизошёл до ответа.
- Мерзко, грязно, голодно, - выдал Р.
- Очень плохо, - сказал Ю. Взглядом он показал, что нужно идти за ним.
Как мне нравится табачный дым. Жёлтый, как солнце. Так сочетается с солнечным запахом… Молчу про цвет. Никогда у меня не было денег на качественный табак. Никогда у меня не было денег на еду, которую поглощаешь с удовольствием.
Меня поразили глаза Роберта и его слова: "Почему ты лезешь в мою жизнь, хотя я противен
тебе?".
Господи, я схожу с ума!!!
И мне хочется кричать - МЕРЗКОГРЯЗНОХОЛОДНОГОЛОДНО!
Мы оказались в крохотной прихожей, мне в нос сразу шибануло странной, но не неприятной смесью ладана, сандала и еще чёрт знает чего. Мы быстро разулись и где попало покидали верхнюю одежду. На улице ещё не смеркалось, а в квартире стоял кромешный мрак. На ощупь моих голых ног пол был приятно гладким и я успокоился.
Мы расселись. Я - на пол-дивана, Роберт и Юлий заняли по креслу.
Роза-Барракуда вынула из морозилки несколько хозяйственных свечей и расставила их на низком столике, на окне и на полу. Роза была чудовищно оккультной особой, за двери своей однокомнатной квартирки выходила крайне, крайне редко. Юлий говорил, что она не совсем в себе. Зато сразу же предложила свое гостеприимство. Конечно, я могу пожить у нее недолго, последить за Робертом (оставлять их наедине друг с другом как-то тревожно), само собой, Юлий отпадает, иначе Лара изувечит нас всех. Я согласен с выбором Юлия, Роза-Барракуда - тот человек, который и был нам нужен. У нее могли родиться идеи относительно Роберта - что с ним делать.
Дорогой Юлий!
Когда Юлий убежал за спиртным, Роза твёрдо приказала мне приготовить ванну для вампа. Ее логика говорила ей, что вампам суждено заболевать в грязи. Кое-как скрыв свою гремучую злобу, я вцепился в щётку и пошёл.
Согнувшись, я драил ржавое дно ванны и вдруг вздрогнул. Я заметил неуловимый блик на самом дне, зеркальном от слоя воды. Я мгновенно вскочил и "…"! Роберт скалился своей клыкастой пастью, его тряпье аккуратной кучкой лежало в раковине. Вообще в реальности он оказался не таким тощим, а его теле я обнаружил какую-то скрытую силу. Он стоял передо мной без тени смущения, плотоядная ухмылка не сходила с его лица. Я почувствовал угрозу, исходящую от него, от его, на первый взгляд расслабленной позы. Я онемел от животного страха. А он смотрел прямо в мои зрачки, с наглым вызовом, он забавлялся. Честно говоря, я не знаю, сколько мы так простояли, я не мог даже пикнуть. Вдруг мне почудилось, что он приближается ко мне, я судорожным движением схватил душ и направил ему прямо в горящие глазища дождь. Он схватил меня за запястье, я вырвался и буквально лбом вышиб дверь. Роза выпучила глаза, увидав мое перекошенное лицо. А Роберт с наслаждением погрузился в теплую ванну, которую я ему приготовил.
Тьфу!!!
Меня трясло. Я нашел свою куртку в прихожей, влез в рукава и выскочил на улицу. Спотыкаясь я пер по глубоким лужам, по грязи. Рухнул на какую-то скамейку и закурил.
Меня нашел Юлий, сел рядом, попросил сигарету. Я молчал, не смотрел на него.
- Ты знаешь... Он уйдёт, если ты не вернёшься, - сказал Ю.
- Отвали, - сказал я. - Пожалуйста, оставь меня в покое.
- Не могу. У Розы-Барракуды десятеро из общества… - Он забыл как оно называется. Все они, включая и Барракуду, грозятся притащить меня силой, если в течение ближайших двадцати минут я сам не явлюсь к ним. Юлий не по обыкновению был серьёзен. Он крепко сжал мое плечо и добавил, что будет неотрывно оберегать меня от посягательств вампа.
Дорогой Юлий! Юлий достал бутылку, там ещё что-то было. Мы приложились. Мне немного полегчало, я перестал дрожать. Это Юлий, чтоб растормошить мой мятущийся дух, принялся травить похабные анекдоты. Сперва он ржал в полной тишине, упиваясь своим юмором, но потом мы стали гоготать на пару. Так разошлись, что впали в полнейшую истерию.
Общество тем временем сообразило качественный банкет. Когда мы вернулись, низенький столик был уставлен яствами. Копченые колбасы, крабы, паштеты и пр.
Роберт сидел в шёлковом халатике Барракуды, кокетливо закинув ногу на ногу. Нет смысла говорить, что я просто содрогнулся от его присутствия. Юлий, памятуя о данном мне слове, упорно не отходил от меня. Роберт, заметив это, ляпнул какую-то гадость. Но, Боже мой, Юлий взирал на него все с тем же благоговейным почтением!
Общество состояло из четырех женщин (одна в золотых очках) и шестерых мужчин (почти все в роговых очках). Как-то мне стало неловко в компании этих заумных зануд, к тому же все они были значительно старше меня. Что я здесь делаю?!
Меня вежливо попросили сесть рядом с Робертом. На это я невежливо ответил, что, если невзначай повернусь к вампу спиной, он без промедления засунет свой "…" мне в "…", потому что он педик.
Все обратили взоры к Роберту, он лишь снисходительно пожал плечом.
- Может быть, ты завидуешь Роберту? - спросил меня какой-то очкарик.
- Да, кстати! - воскликнуло сразу несколько голосов. - Роберт может сделать и нас вампирами?!
Держи карман шире.
Роберт захохотал своим обычным образом, выставив на всеобщее обозрение челюсть пираньи. Я мельком взглянул на него и понял - тот набрался как следует.
- Хватит писать, постоянно ты с этой своей тетрадкой в руках! - сказал он мне.
- Роберт, Роберт, - горланили остальные, - когда ты появился на свет?
Но Роберт пожелал общаться со мной.
- Ты мне еще не задавал интимных вопросов, - с укором заявил он.
- Впервые в своей жизни вижу пьяного вампа, и меня рвать тянет.
- Вот и порви со своей прежней жизнью!
- Не лезь ко мне, - сказал я, - хуже будет.
Роберт был в хорошем расположении духа, давненько, наверное, так не веселился. Он для чего-то встал с кресла, упал в него снова, опять повторил попытку, цепляясь за плечи гостей, спинки стульев, побрел в обход столика. Прихватил бутылку вина и доковылял обратно.
Глядя на весь этот хаос, я задался вопросом: кому всё это нужно? Общество перепилось, разгруппировалось, краем уха я улавливал обрывки умных фраз, чью-то философию.
Роза-Барракуда пошла вытряхнуть пепельницы. Я хотел заговорить с Юлием, но Юлий уже был в отключке. На меня нашло какое-то малоприятное оцепенение, в комнате стояла духота, окно не открывалось (Роза жила на первом этаже и окно располагалось в полуметре от земли, просто пип-шоу-оригиналь), очкарики уже начали покрикивать друг на дружку в своих идейных разногласиях. Короче - пьянка.
Я с трудом поднялся со своего места. Щелкнув выключателем, я зажёг одновременно две лампочки - на кухне и в туалете. Мне нужен был туалет, но на кухне я застал такую сцену, что сразу расхотелось.
Роберт жадно присосался к горлу уже мёртвой Розы. Чистые пепельницы стояли на столе, готовые к дальнейшему употреблению. После рук чистоплотной оккультистки они сверкали.
- Господи помилуй! - вырвалось у меня.
- Ты никому не расскажешь? - доверчиво спросил Роберт. Его губы были чисто вылизаны, только на подбородке и кончике носа виднелись малюсенькие капельки Розиной крови. Он смотрел на меня, слегка встревоженный и трезвый.
Я попятился к двери.
Роберт бесшумно уложил труп на пол и делал мне отчаянные знаки руками, прося остаться. Гораздо медленнее, чем мне бы хотелось, работал мой мозг. Я не мог понять, вызывать ли "скорую", или ещё что… Ответственность за безобразную смерть Розы легла на мою душу. Роберт (я не сомневался в том ни минуты) выйдет сухим из пучины. Он объявит меня убийцей. Моя тетрадь с подробным раскладом произошедшего попадет в руки следователя и - "… "! Я вспомнил про тетрадь вовремя, еще немного и я бы удрал, оставив её здесь.
Когда я увидел полную народа комнату, мне явилась идея. Хотя мои мысли оставались стройными, язык был непокорен. Кое-как мне всё же удалось довести до сведения людей, что хозяйка квартиры, Роза-Барракуда, убита путём обескровливания. Тут же всей толпой (кроме Юлия) мы ввалились на кухню.
Не сразу до меня дошло, что трупа на кухне нет. Ни трупа, ни Роберта, создателя трупов!
Александра Пешкова (энергичная, невысокая и фигуристая, член общества с 1978 г.) громко и безобразно засмеялась. Я, обозвав ее шлюхой, быстро вернулся в комнату. Я искал свою драгоценную тетрадь.
- Ты её ищешь? - услышал я зловещий и тихий голос Роберта. Он сидел в затемнённом углу, где свечи расплавились в маленькие белые лужицы воска. Его глаза ненормально блестели на удлиненном лице.
- Верни мне тетрадь, - прошептал я. Слышно было, как на кухне идет дурацкая возня по поиску трупа. Женский визг, невнятные шутки. Роберт отрицательно покачал головой.
- Куда ты дел тело? - резко спросил я. - Что тебе нужно?
- Как обычно - ничего, - ответил он. - Нет, нет, подожди…мне нужна нормальная одежда. Твоя одежда мне подходит.
- Я тебя не боюсь…
- Ты отказался сотрудничать со мной. Я возлагал на тебя надежды, Безработный.
- Я тебя не боюсь, - сказал я
- Труп в ванной, - вдруг сообщил он. - Возьми свои писульки. - он вялым движением кинул мне тетрадь. Я схватил её.
- Ну, ты доволен? - крикнул он мне вслед. - Ты здорово пополнил свой житейский багаж! - он засмеялся совсем беззлобно, - Ты хорошо поработал!
Я всё-таки заглянул в ванную. Мне показалось, что…

Сегодня 13.04.2002 я допишу за тебя, Безработный Виктор Биттер.
Ему показалось, что в ванной его поджидает пустота. Она и ждала его там. я захлопнул за его спиной дверь, я запер его. Мне все это опротивело. Я жаждал Безработного. С ним мне было интересно. Следовало выпроводить из квартиры лишних. С этим я справился без особого труда.
Больше я с ним не играл. Я читал его мысли и влиял на его сознание так, как хотел. Мне была важна его жизнь. Все подробности. Что он там болтал о страданиях? Какими бывают страдания…
Проливал ли он слёзы? Слёзы отчаяния? Слёзы предсмертной агонии и, наконец, сама смерть, которую утомляешь настолько, что она готова гладить тебя по лицу и рыдать вместе с тобой?!
Он сам разделся. Сам отдал свои записи. Я веду архив. Буду вести с этого момента. Я спросил: "Что значит твоё "через миллионы лет он лежал всё там же"? И "болезненно молодое"? А "постоянно мокрое от слез"? Нелепость!".
Поджав коленки к груди, он сидел на дне ванны, ко мне лицом. Он попросил меня вытащить из правого кармана пачку сигарет. Кажется, он понимал, что курит последний раз в жизни. От этого его затяжки становились все протяженнее и вкуснее.
"Так где же Роза?" - спрашивал он. - "Ты вовсе не убивал её? Я всё понял. Какой же я придурок!" Я ответил ему: "Тебе не всё равно. Может быть".
Зачем мне было говорить ему, что тело этой (кстати, тяжёлой) женщины висит с наружной стороны окна, как будто она проходила мимо и встала на цыпочки.
"Знаешь. Я хорошо успел понять тебя. И… почти полюбить!" - сказал он.
"Спасибо за тетрадь. Основоположник частного архива Роберта!" - сказал я. Сигарета дотлела, он держал один белый фильтр и продолжал подносить его к губам. "Роберт, если ты хочешь, я тоже могу стать…" "Вампом?" - Я был удивлен. - "Я не могу этого. Как ты выразился, "держи карман шире"". Либо ты рождаешься человеком, либо вампом. Иного не дано, дорогой Виктор". Он сильно побледнел. "Ты будешь лишать меня жизни?" - спросил он. "Но нежно". - подумал я.
И вскрыл ему вены.