PAGAN

* * *
В яичном желтке,
В мышином молоке,
В траве лебеды
И капле воды -
Великая сила.
Я тесто замесила,
Я хлеб испекла,
В дорогу взяла.

В озерном песке,
В оранжевом цветке,
В куске бирюзы,
Чешуйке гюрзы -
Летучая тайна.
Смешаю в стакане,
Добавлю будру -
Ладони натру.

В змеином зрачке,
В ядовитом языке,
В изгибах тела
Потаённо и смело
Любовь пламенеет.
Обвей мою шею,
На плечах потанцуй,
Жалом поцелуй.

Обличие зверя:
Совиные перья,
Лапы лягушки
Да рысьи ушки.
Луна полной чашей
Над пихтовой чащей.
Темнеет гора.
На шабаш пора.

* * *

Ты будешь допущен к купанью богини.
В серебряных водах, в коралловых гротах,
Звеняще-прозрачной лунною ночью,
Когда умирают от страсти цикады
И нежится море в шелковом штиле.

Ты будешь допущен к купанью богини.
Бесстрашная, пламенно-гордая дева,
Охотница диких лесов Артемида,
Богиня влюбилась. Хоть даром бессмертья
Не властна она наделить тебя, странник,
Наградой неслыханно более щедрой
Ты будешь отмечен в коралловых гротах.
Ты будешь допущен к купанью богини.
Сатир козлоногий, что пьян непрестанно,
Проводит тебя и покажет дорогу.
Не бойся его сладострастных ужимок.
Иди, не спеша, к эвкалиптовой роще,
Рукой раздвигая пахучие ветви.

И в полночь предстанет она пред тобою
В самом прекрасном из тысяч обличий.
Ты будешь допущен полить ее плечи
Водой родника из кручёной ракушки.
Ты будешь допущен держать на ладони
Ее золотые роскошные кудри.
Ее бирюзовым сияющим взглядом
И бархатной бледностью матовой кожи
Ты будешь отравлен, пленен, зачарован.

О странник, тебя полюбила богиня.
Ты избран. Едва ль потому что достоин.
Ты избран капризом, невнятной причудой.
Будь счастлив. Прими лишь одно пожеланье -
Вернуться живым из коралловых гротов.

* * *
Чувствуя капли ветра,
Слушая шорох времени,
Лежу на камнях, обернувшись
Угольно-черным змеем.

Лунных лучей прохлада
Стынет на каждой чешуйке.
Замерли неподвижно
Над головой эвкалипты.

Я жду ее безотрадно -
Крылатую рыжую кошку
В обличье пятнистой рыси,
С когтями из обсидиана.

Я жду, замерев неподвижно,
Не первый час и не третий.
Как будто бы шорох крыльев?..
Нет, это шорох времени.

* * *
Я знаю: в ночном неподвижном небе,
Что тихо висит над моей головой,
Летают невидимые рукокрылые,
Дыша беспредельностью гробовой.

Ты видишь - и звезды не могут спокойно
Спать, но мелкой дрожью дрожат:
На каждом крыле у летающих тварей
По сорок четыре острых ножа.

Не вижу, но знаю: глаза их подобны
Янтарным слиткам, спелым на вид.
Не вижу, но знаю: язык в их пасти
Раздвоен, чёрен и ядовит.

Не вижу, но чувствую шелест шерсти,
На крыльях - гиперборейский лёд,
Направленный перепончатым парусом
Медленно-неумолимый полёт.

Мне страшно представить, мне больно помыслить
О мере высот, где парят они.
Где дно этой бездны - там, среди звезд,
Или здесь, где влачим мы бесцветные дни?

Довольно же мучить меня, довольно.
О призраки, я нисхожу до мольбы:
Прошу, заберите к себе мою душу
Или заставьте о вас позабыть!

БИРЮЗА

МЫ, БОГИ

Мы, боги, живем безмятежно.
На краешке скального гребня
Тихонько присядем - испробовать звуки
Нового бубна.

А звуки похожи на пенье потока,
Бурлящего где-то в ущелье далеком.

А люди живут безвозвратно.
Поэтому ценят мгновенья.
Они не сумеют гулять целый день
По листьям кувшинок.

А мы измеряем вечностью - вечность.
Отсюда исходит наша беспечность.

Мы, боги, живем безмятежно.
На краешке хвойного леса
Тихонько присядем - испробовать звуки
Дудочки новой.

А звуки похожи на пенье кукушки
В верхах, а басы - это голос лягушки.

ЯКУТСКАЯ ХОРОВОДНАЯ

Озеро - восход.
Океан - закат.
Ветер шлет в полет
Лодки-облака.
Девушек зовет:
"Встаньте в хоровод!"

Сладок бубна звон.
Светел камня цвет.
Ликом смотрит он
Прямо на рассвет.
Юношей зовет:
"Встаньте в хоровод!"

Голубой аил
Тех, кто в нем живет,
Небом напоил
Через дымоход.
Стариков зовет:
"Встаньте в хоровод!"

Кони на заре
Вышли на простор.
К травам в серебре
Между белых гор.
В блеске бытия
Вся Якутия.

РОЖДЕНИЕ НОВОГО БОГА

Вздохнуло море трепетно,
Луна светлее стала,
Когда мой смех серебряно
Рассыпался по скалам.

Накрыло мглой опаловой
Моря, леса, пещеры.
Я - сын.
Я - дочь.
Я - баловень
Могущественной Геры.

Гуляю. Радуюсь. Шалю.
Купаюсь в водопадах.
Наяд за талии ловлю
Под пение цикады.

Моя свирельная игра
И перезвон тимпана
Чудны. Я младшая сестра
Смеющегося Пана.

Я смел и весел, как сатир
На бешеной пирушке.
Мне все дозволено. Мне мир
Подарен, как игрушка.

Пускаю молнии из рук.
Творю с невинным видом
Пожары. Я любимый внук
Бледного Аида.

КАБАРГА

Кабарга чутко и легко
Скакнула с камня, на него
Шерстинку вычесав свою.
Шерстинка, я тебя люблю.

Закат остыл, перегорев.
Большого счастья захотев,
Уплыло солнце от меня -
Искать чудеснее огня.

Но он со мной, высокий Миф.
Но я счастливее других.
Затихну - ширкайте травой,
Кабарги, рядышком со мной.

ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА (заклинание)

Кусок бересты -
в огонь!
Бадана листы -
В котел!
Лесной амулет -
В ладонь!
Расшитый кисет -
В Усол!

Кадильную Падь -
В туман!
Озерную гладь
И блеск -
В кондовую глу-
Хомань,
В зеленую мглу
Небес!

Во тьму отступай,
Хребет!
Култук, задувай
К Сарме!
А ты, что лежал
Сто лет,
Седой Байгаал, -
Ко мне!

ДВА СНА

ДВА СНА

Два сна повстречаются, может быть, где-то.
Что скажешь ты мне? Ты ведь - сон. Я - такой же, как ты.
Одна над рождением нашим планета
Светила. Одни меж созвездий дрожали мосты.

Два сна. Будто мертвые души в Аиде,
Почуем лишь холод, пытаясь обнять горячо.
Друг друга узнаем не в доблестном виде,
Но будет нам вместе так горестно, как хорошо.

Два сна. Мы узнаем в мгновение ока
Друг друга по взрыву кометы и боли сердец.
Готовься, что с нами поступят жестоко:
Когда мы увидимся, миру настанет конец.

* * *
Неведомым следуя правилам,
Тянется судеб нить.
Мужчина, который мне нравится,
Хочет радостным быть.

Мужчина, который мне нравится,
Однажды, средь белого дня,
Оставит любимую женщину
И будет искать - меня.

А я буду тихо прятаться,
Испуганно, как енот,
За листьями аспарагуса.
И он меня не найдет.

И - я ли тому виною,
Или звезд загадочный бег -
Мужчина, который мне нравится,
Не будет счастлив вовек.

И - радостно или не радостно
Мне это - я промолчу.
Но знаю точно: свершается
Всегда то, что я хочу.

ТАМАГОЧИ

Море всхлипывает ритмично.
Я прижимаю к груди тамагочи.

Помню, маленьким гондольеро
Я исполняла тебе серенады.

Этот мой стиль, весьма комичный,
Он забавлял тебя, очень-очень.

Было время - была и вера.
Было счастье, а мы: "Не надо!"

Море всхлипывает ритмично.
В такт с ним плачет мой тамагочи.

* * *
Скачут по длинным долинам
с широкими травами
лошади прошлого,
Медленно скачут, взлетая
над бурной травой,
опускаясь в траву же.
Будто плывут по реке,
в непонятной тоске,
будто заживо брошены
Кем-то любимым. И прерия
с этой поры
их без устали кружит.
Где, у каких берегов
собиралась приникнуть
к индейскому племени,
Тихий искала приют -
истерзал мое сердце
навязчивый гром,
В пенье костров золотых
наблюдала усталые
вздохи безвременья?
Где и к каким берегам
полечу я верхом
отыскать себе дом?

ПАДИШАХ

Буквы свои разложив по пространству,
С вашими вместе перемешав,
Думаю: чем завершится сие дилетантство,
О падишах?

Любите вы своих жен-северянок,
Что отклоняют плечи назад,
И отвергаете жгучих, заманчивых, пряных
Шахерезад.

Вы предо мной жемчуга ворошили
И отрешенно гладили шелк.
Но северяне любви меня не научили -
Что же за толк?..

Грустно, не правда ли? Знойный мужчина,
Жаркие вина, - я холодна.
Это итог бесконечной и долгой кручины:
Вечно - одна.

Буквы не сложатся вместе - не ждите.
Не совместится тягостный ритм.
Так отпустите! И опиум, сколько ни жгите, -
Не догорит.

БИСЕР

* * *
Душа - фрегат, бедующий в морях
По картам из пятнадцатого века.
Оставьте ей на дальних островах
Порыться в неземных библиотеках.

ТЕЛЕФОНУ

Теряю сознание
От ожидания.
Над ухом клацают
Галлюцинации:
Звонки, звоночки,
Трезвоны и звОнища.

Я брошу тебя за окно,
Телефонище!!!

* * *
Отмахиваюсь от иррациональных надежд,
Которые бьются в глаза стрекозами.

* * *
Желтой листвой шафранного цвета
Пол усыпан в лесу.
Из-под листвы
На меня
Затаенно глядят
Глаза грибов.

"Дух лесной, пошли мне груздей!"
И он посылает.

* * *
И ничего не грозит.
И так прохладна земля.
И можно жечь свои чувства без жалости.
В подножье ветер сквозит,
Свистит на соль-диез-ля,
И ни тюрьмы, ни тоски, ни усталости.

От пустяка запалясь,
Перебегая, как блик,
Не успевая вздохнуть и развеяться,
Так и погаснуть, смеясь,
В один загадочный миг.
И он застанет врасплох, разумеется.

ОБСИДИАН

* * *

Не запутаться в тревожных лабиринтах
Бестолкового по сути и по форме,
Перекрученного миллионократно
Многослойными спиралями пространства

Невозможно. Там все гулко, невесомо.
И идут-бредут с бутылкою под мышкой
Философски озабоченные гномы
К аморально перегруженным мартышкам.

Там уроды крутят ручки недоверья,
Перепутав, перемалывают время,
Варят зелье из семян чертополоха
И хохочут неожиданно и жутко.

Всем тревожно в лабиринтах, неуютно.
Ну а мне лишь только там весьма отрадно.
Я ликую среди монстров почему-то.
Может, чувствую своей себя меж ними?

Знаю, кто-то испугается, отпрянет.
Я же - нет. Меня бы только отпустили.
Я бы кинулась гулять по лабиринтам
И, наверное, назад не возвратилась.

* * *
Поднимусь я из мрака
После нового краха
Для того, чтобы краху иному в глаза посмотреть.
Мне осталось так много:
Жизнь - телега - дорога,
Волочить ее, тихо ругаясь и громко скрипеть.

Все пустею, слабею.
Стать из князя плебеем -
Это просто. Безделье - жестокий, коварный тиран.
И опричник-жарища
Беспощадной ручищей
Загоняет на пляжи безумеющих горожан.

Я на пляж не желаю.
Я собой оживляю
Тишь уморенных летнею спячкою библиотек.
И брожу там химерой,
Как со скальной пантерой
Утомленный ночною войною австралопитек.

* * *
Бамкает колокол в поле ознобном.
Серая хмарь бередит ойкумену.
Тощий монашек во страхе загробном
Тяжкую исповедь тянет дольмену.

Ветер угрюм. Нагнетается буря.
Давится личною тьмою монашек,
Брови от боли неистово хмуря,
Брякая ниткою четок-костяшек.

Исповедь эта души не облегчит.
Только лишь хуже и глубже изранит.
Будет ли что-то потом, что залечит?
Разве, клонимая всеми ветрами,

Елочка. Ветер ее методично
Треплет и рвет, от зари до рассвета.
Господи Боже, мне все безразлично,
Кроме ободранной елочки этой.