Глава 2. Рунный мастер.

«В своей гибели каждый виновен сам».

Витки.

Витки первым вышел на улицу, тихо, незаметно. Завернув за угол, он очутился в пустом парке. Иней покрывал землю, деревья чернели на фоне утреннего неба. Было спокойно, таксисты спали в своих холодных машинах. Течение времени приостановилось.

Он сел на промёрзшую скамью, застегнул куртку, накинул капюшон. Он устал. Неторопливо закурил любимую сигарету. Он всегда курил только оставшись наедине с собой.

Он не хотел бы этого видеть, но поздно, он наблюдает, как они рассаживаются по машинам.

Молча и с достоинством, присущим мафии. Ритмично хлопают дверцы. Илия и Ян кладут Роберта на заднее сиденье чёрного внедорожника Омеги. Витки вскрикнул оттого, что сигарета обожгла ему пальцы. Он поднял глаза к небу — какой странный пронзительный свет. Ничего утешительного, если не жаждешь забвения. Хирургическая чистота зарождающегося утра, его препарирующая ясность. Глаза болят не от солнца, а от белизны, светящейся белизны. Витки не чувствует холода. Он хочет сохранить этот редкий миг пустоты в своей памяти. Почему все деревья в парке кажутся одинаково чёрными. И тонкий рисунок ветвей неизменно повторяется. Ненастоящее, неживое. Витки может делать с этим всё, что пожелает. Несмотря на усталость, он не хочет покидать скамью, больше того, он хочет уйти в деревья, бродить среди искусственных стволов, до тех пор, пока утренняя реальность не уступит место чему-то ещё.

Громкий, тревожный гудок пронзил голову болью. Омега сидел за рулём и смотрел в окно. «Я сам виноват, что поеду с ним», — подумал Витки.

— Что ты там делал? — спросил Омега, — медитировал, что ли?

Витки промолчал. Освежитель воздуха мотался перед ветровым стеклом, сводя с ума. Худощавое лицо Омеги, совершенно лишённое признаков утомления, светилось удовлетворением. Подбородок покрывала серебристая щетина, которую он время от времени любовно поглаживал своими длинными, ухоженными пальцами. Когда он смотрел на Витки, его рот приходил в движение, словно он мысленно шутил сам с собой. Ему доставляло огромное удовольствие править машиной, а музыку он не включал намеренно.

Витки сидел неподвижно, безвольно откинувшись на спинку кресла. Он попытался было наблюдать за дорогой, но Омега не давал сосредоточиться. Омега настойчиво вовлекал Витки в немой диалог, его глаза излучали бездну иронии, понятной лишь ему одному. Наконец, после серий картинно двусмысленных жестов, на самом деле Омега всего лишь переключил скорость и повернул руль, Витки сдался. Он посмотрел на Омегу. Омега широко улыбнулся.

— Пристегнись, Витки, будь так добр.

Витки нагнулся вперёд и сдёрнул осточертевший освежитель, после чего открыл окно и выбросил его на машины.

Омега изобразил удивление.

— Знаешь, он здесь лишний, — монотонно прокомментировал Витки, закрывая окно. Достаточно и твоего аромата.

— Тебе нравится? — ухмыльнулся Омега. — Угадай марку.

— Нечего тут угадывать, кроме цены.

— Не завидуй ближнему своему, — сказал Омега, тормозя перед светофором.

Продрогшие, невыспавшиеся люди толпами валили по тротуарам. Никто не улыбался, никто не разговаривал, никто ни на кого не смотрел.

— Включи магнитолу, — попросил Витки. — Это хуже чумы.

Омега непринуждённо и заразительно рассмеялся. По-отечески посмотрел Витки в глаза и отрицательно покачал головой.

— Зелёный! — злобно крикнул Витки. — Что ты как черепаха?!

— Я забочусь о нашей безопасности, — невозмутимо отвечал Омега.

— Заботься о своей, — прорычал Витки, вцепляясь в дверцу. Омега рванул с места, и Витки с ругательствами отлетел от двери.

— Сидеть! — с ненавистью заорал Омега. — 3ахлопни дверцу, сопляк!

— Что ты делаешь! Нас остановят! — вопил Витки, потирая ушибленный висок.

— Захлопни и рот и дверцу, — приказал Омега.

От бешенства и бессилия Витки трясся. Мысли путались, он мог лишь сжать зубы и вперить остекленевший взгляд в одну точку. Омега отбросил актёрство, лицо его приобрело хищное выражение, глаза горели почти неоновым светом. Было от чего потерять терпение — его тщательно продуманный план едва не рухнул. Но теперь он будет действовать открыто, Витки вполне это заслужил. Бескомпромиссный сопляк. Почти девчонка, одень его в бабские тряпки, никто и разницы не заметит. Сопляк, возомнивший о себе невесть что, сопляк без права голоса в мире людей. Биологический возраст определяет всё. Биологический возраст Витки, смешно сказать, 15 лет! Омеге 30, но при этом он прожил гораздо дольше, чем Витки может себе представить. Витки только догадывается о будущем своего тела, между тем Омега знает наверняка. Беда Витки в том, что он не смиряется перед фактом, ставит свой задрипанный интеллект превыше всего. Это он-то, со своей наверняка ещё безволосой пипиской! Омега не допустит бунта. Он слышал что-то о магии, которой якобы владеет Витки, но это лишь развеселило его. Пусть колдует, маленький засранец. Против Омеги, против его опыта и силы вся магия мира непременно спасует.

Омега бросил взгляд на Витки, интересно, о чём тот думает и думает ли вообще? С таким искажённым восковым лицом? Капюшон съехал набок, рыжие кудряшки торчат в разные стороны. Омега свернул в проулок и тут же заметил его беспокойство. Конечно, не страх. Нужно отдать должное Витки, он не ведал страха. Да и что Омега может ему сделать? Витки понял, что предстоит разговор. Неприятный разговор.

Но Омега знал, что не только дурацкий бунт Витки подпитывает его ненависть, но то, что Витки воспитал сам Папа. Вот что не давало ему покоя. И как ещё воспитывал, как сына! С пяти нет он учил Витки чему-то, выделяя его среди прочих. Может быть, даже любил его?! Нет, Омега не желал даже предполагать. Ревность пожирала его заживо. Почему Витки? Какими такими особыми качествами обладал 5-ти летний мутант? Колония стала для Витки единственным домом. Он не помнил своих родителей, он ничего не знал о том, другом мире, в котором Омега чувствовал себя, как рыба в воде. Почему? Безусловно, Витки тоже задавал себе этот вопрос, но по-другому, например: «За какие грехи мне это, Господи?!». Как он смеет, он, называвший в недалёком детстве самого ПАПУ папочкой? Нет, Омега не мог принять Витки, он мог ненавидеть его. Ненавидеть с полной самоотдачей, горячо, искренне. Ненависть его была похожа на страсть, ему хотелось держать Витки при себе и изводить его постоянно. Когда он подолгу не видел Витки, он тосковал, не находил себе места, всё и все раздражали его. Никакие ласки или развлечения не могли заменить Омете этого своеобразного общения. И если бы Витки вдруг умер, трудно представить кого-нибудь, кто рыдал бы горше Омеги.

Витки же не разделял его чувств. Он ненавидел ненавидеть. То, что давало силы Омеге, напротив, иссушало и мучило его. Омега жадно присосался к его жизни, и Витки мог только мечтать когда-нибудь стряхнуть этого паразита. Любовь, вот единственное средство, способное спасти его, но её не было. И Омега царствовал по сей день. Машина остановилась.

— Выйдем, — тихо сказал Омега. Витки отстегнул ремень безопасности и вдруг резко выпрямился, уставившись на Омегу округлёнными глазами. Роберт заговорил. Он говорил очень быстро, не приходя в сознание:

— Всем лжецам смерть всем убийцам смерть Витки бежит по дороге Омега в глине и песке гложет кости Папский цербер в огне и смраде вся ваша проклятая гостиница кто не спрятался он не виноват не убивай человека и ты человек всех ждёт одно…

Его голос постепенно смолк. Наступило молчание, Омега поймал себя на том, что смотрит в глаза Витки без привычной злобы. Каждый из них пытался переварить услышанное, ни тому, ни другому не понравилась собственная роль в пророчестве, хотя понять что-то, выявить детали было уже невозможно.

Витки вскарабкался на кресло, заглянул вниз — Роберт лежал на спине, в одной из самых невероятных поз, голова свёрнута на бок, кровь текла из его носа, ушей и рта, а теперь уже засохла и стала чёрной. Он удивительно напоминал труп. Неловкие, как попало сложенные конечности, ужасающе бледная кожа — тело, безжалостно упакованное в тесное пространство.

Витки сделалось дурно, он отшатнулся и тут же почувствовал железную хватку на своей шее. Омега грубо тряс его, говоря:

— Ну, давай, давай, помоги ему. Ты же у нас ведьмочка, взмахни своей папкой или что там у тебе есть. Докажи мне, старому атеисту, что чудеса существуют!

Витки стал отбиваться, это была неравная схватка, но отчаяние, вырвавшись из-под контроля, уже не знало границ. С диким рычанием Витки оторвал от себя Омегину клешню и сам бросился в атаку. Он молотил кулаками жёсткое тело, он обезумел.

Омега распахнул дверцу и выволок Витки на улицу. Там уж никакое отчаяние не могло помочь.

Понадобилось всего лишь два средних удара, чтобы Витки упал. Вполне достаточно, и Омега, сложив руки на груди, стал ждать.

Витки быстро поднялся, стёр грязь со щеки. Весь его вид говорил — не больно, мне совсем не больно. С тем же успехом он мог извиваться на земле и орать в голос, Омега как никто знал, на что способен его так называемый средний, за средним уже шло убийство. Но стойкость Витки Омегу не тронула. Разговор так и не состоялся! Разговор в представлении Омеги — это внимательное прослушивание его наставлений с целью их. дальнейшего и неукоснительного выполнения. И на этот раз всё опять грозило сорваться. Вряд ли Витки в настоящий момент способен что-либо прослушивать. Может, хватило бы и одного слабенького, только чтобы сбить спесь с пацана? Теперь всё по новой…

Витки заковылял прочь от машины, куда-то вглубь панельного квартала. Омега догнал его.

— Пожалуйста, прости меня, — вполне искренне умолял он. — Подожди, куда ты идёшь? Через десять минут ты будешь уже в Колонии. Поверь мне. Чего ты добиваешься? Тебе некуда деваться. Я не скажу тебе ни слова. Поехали сейчас.

Они вернулись к машине, Омета сел за руль, а Витки на заднее сиденье, пристроив голову Роберта у себя на коленях. Лоб Роберта был влажным и ледяным.

Омега включил магнитолу. Не что иное, как «Квин», которых он обожал и постоянно слушал в дороге.

Витки тупо смотрел в неподвижное лицо Роберта. Он не думал, что произносит слова вслух, когда спросил:

— Сколько ему лет?

Омега ответил:

— Вы одногодки.