Глава 4. Омега и Роберт.

Каин: «Зачем ты говоришь со мной об этом?»

Люцифер: «Затем, что ты об этом много думал»

Д. Г. Байрон

Всё было прекрасно. Роберт расхаживал по Колонии, восхищаясь её внешним блескoм. Простор, свобода — не этого ли он жаждал в своей прежней жизни? Дух его замирал, млея от непривычного богатства. Утром, днём или вечером, просыпаясь в квартире, предназначенной лишь ему одному, Роберт делал усилие над собой, чтобы ещё раз поверить в то, что уже случилось. В эти короткие часы здравый смысл восставал из глубин. Нет, конечно Роберт не был доволен ПОЛНОСТЬЮ. Он завёл тетрадь, где записывал странности, то, что не умещалось в его голове. Вопросы, которые некому было задать. Целые монологи — чудовищно запутанный клубок мыслей.

За прошедшие пять месяцев Роберт многому научился. Основным и немаловажным, среди его новоприобретённых умений, стал талант притворства. И он постоянно совершенствовал его в себе. Не потому, что это доставляло ему удовольствие, как раз наоборот, но затем, чтобы уберечь свою душу от возможного вторжения. Роберт отлично разбирался в содержимом чужих сердец, очень скоро он осознал одну простую вещь — среди тех, кто обитал в Колонии, не было никого, к кому он испытывал бы симпатию. Почти никого…

Рыжеволосый парень, которого Роберт запомнил с той первой вечеринки, и был тем единственным, кого Роберт уважал. Уважал по причине абсолютно непонятной, ибо этот парень — Витки — ничего для этого не сделал. Они даже не были знакомы. К тому же, в последнее время Роберту приходилось находиться подле Омеги, и он был лишён возможности как-тo сблизиться с Витки. Роберт редко видел Витки и всегда издали. Он сразу понял, что Витки избегает встреч с Омегой. Омега пояснил: «Он сноб и зануда». Услышав сей лестный отзыв, Роберт окончательно укрепился в своём желании во что бы то ни стало поговорить с Витки наедине.

Роберт не спорил с Омегой. У Омеги была привычка — мягко обхватывать сзади шею собеседника. Спорить в подобном положении было не то чтобы неудобно, но как-то нелепо. Длинные, жёсткие пальцы Омеги могли сомкнуться вокруг горла Роберта. Роберт чувствовал себя сопливым пацаном. Горечь, разочарование и страх теснились в его душе. Да, унижение. Но против правды, как говорится, не попрёшь. Что мог он сделать, запертый в своём не до конца сформировавшемся теле? Физическая немощь угнетала, но ещё больше угнетало то, что Омега вознамерился управлять его волей. Здесь Роберт сдавать позиций не собирался. Хотя прекрасно понимал, что время заставит его действовать бескомпромиссно. Пока обходилось без жертв. Омега давил, но не ломал.

Обычно, проснувшись и приведя себя в порядок, Роберт отправлялся в замечательные апартаменты Омеги, дабы выслушать его очередное пространное, внушение, иначе называемое «урок». Омега, сверкая клыкастой улыбкой, веща л об устройстве Колонии и всего мира. Давал туманные ответы на наспех придуманные Робертом вопросы, после чего Роберт наслаждался питием кофе и просмотром какого-нибудь триллера, тогда как Омега метался по квартире в полуголом виде, голосом Люцифера выкрикивая что-то в телефонную трубку. Потом он брал Роберта за шею и тащил куда-нибудь. Урок продолжался уже без комментариев. Благодаря Омеге, Роберт пополнил свой жизненный багаж множеством шокирующих картин. Три раза, во всех подробностях, Роберт видел убийство человека, гораздо больше раз — избиения, истязания, трупы, кровь. Его глаза так от всего этого уставали, что начинали гореть огнём. Сердце становилось медленным и холодным, как слизень. При всём этом — Роберт вовсе не считал Омегу монстром, у Омеги была работа, он её делал и тоже уставал. Омега руководил ночным клубом «Калавера», руководил хорошо. Клуб являлся образцово-показательным в городе, это признавали все. Калавера — праздник Смерти. Дело было совсем в другом… Просто Омега был чужд Роберту, Роберт не мог ему доверять. Без этого все ухищрения Омеги превращались в бессмыслицу. Омeгa не желал ничего замечать.

Один из многих вопросов, которые мучили Роберта, был таким: «Почему именно Омега учит меня? Кто это решил?»

В один прекрасный день Роберт решил поступить сообразно велению сердца. Ему надоело ждать. Окольными путями он выяснил, где располагается квартира Витки и направился туда. Никакой речи он не заготовил, но был полон решимости встретиться с Витки лицом к лицу. Последствия его ни в коей мере не волновали.

Решившись на что-нибудь, Роберт всегда шёл до конца.

Он открыл дверь и вошёл. И на этой двери, как на всех других в Колонии, замка не было.

Тепло и сумрачно. Роберт замер, вслушиваясь. Ему померещился шорох, или ещё что-то, столь же невесомое и загадочное. Он прикрыл дверь за собой, взволнованный настолько, что смог бы зазвенеть, подобно струне или тонкому бокалу. Квартира казалась пустой, но в ней не было ТОЙ пустоты, к которой привык Роберт. Что-то наполняло её, сам воздух пропитался некой силой — звучной, живой, чью природу понять не в силах никто, но тем драгоценнее само пребывание в ней. И мгновения в таком случае могут длиться вечно.

Витки стоял справа от двери, облокотившись на стену. Роберт его не видел. Затем Роберт сделал робкий шаг вперёд и раздался резкий голос. Роберт неловко дёрнулся, едва не закричав от испуга — голос исходил из пустоты, так близко и внятно.

— Зачем ты ко мне припёрся? — спросил Витки.

— Я?! — только и сумел выдавить Роберт. Витки отделился от стены и встал на почтительном расстоянии от Роберта. Его глаза блистали неприязнью. — Чего тебе надо? — спросил Витки.

Роберт понял, что необходимо соврать.

— Я от Омеги.

— А?! — Витки изменил выражение лица. Роберт быстро прошёл на кухню и сел на стул.

— Омегa, — напомнил Витки, появляясь в дверях.

— Здоров, — сказал Роберт.

— Знаешь что, выкладывай всё начистоту. Что ТЕБЕ нужно? — Витки приблизился к столу и упёрся в него ладонями, не спуская с Роберта глаз.

— Я хочу, чтобы ты его заменил.

— Заменил? Чем?! — Витки не выдержал и фыркнул от смеха.

— Собой, — растерянно признался Роберт. — А что?

— Зачем?

— Ты мне нравишься, — Роберт замолчал, испугавшись собственной откровенности. Теперь он смотрел в стол.

— Это совсем не причина, — холодно сказал Витки.

Роберт сгорал от стыда, он чувствовал, как жар полыхает внутри, окрашивая его кожу цветом английского кирпича. Возможно ли выразить эти чувства общепринятым языком? Как объяснить то, что запрятано глубоко, даже для самого себя?

Витки отвернулся к окну. Роберт проглотил слюну и дерзнул ещё раз:

— Я полагаю, что ты подходишь мне больше. Разве мое мнение не должно учитываться? — он оторвал взгляд от своих неуклюжих, трусливо сцепленных пальцев и вперил его в белую футболку Витки. — Ты просто поговори со мной, я прошу только об этом.

— О чем мне говорить с тобой? Я тебя не звал. Я не понимаю, — Витки развернулся, в полумраке не было видно его черт, всего лишь бледная фигура на фоне ночной черноты. — Поговори с Омегой.

— Ты выпроваживаешь меня? — звенящим голосом спросил Роберт.

— Да.

Роберт резко поднялся со стула. Бросился к двери. В его глазах стояли слезы. Витки удержал его руку на полпути:

— Подожди… — тихо произнёс он. Роберт застыл, стараясь ничем не выдать своего состояния. — Не уходи, — попросил Витки. — Ты всё понимаешь не так. Пойдём…

Но Робеет продолжал стоять, отвернув лицо. Тогда Витки придвинулся ещё ближе, протянул руку и мягко коснулся его щеки. Роберт дёрнулся, не хотелось, чтобы Витки обнаружил слёзы. Витки не смутился и руки не убрал.

— Что ты… — прошептал он. — Не нужно. Извини.

Роберт ожидал, что подобноe проявление доброты неминуемо должно его унизить, но этого не произошло. Напротив, Витки как будто знал заранее вce его страхи, движения, и голос был естественным и не вызывал отторжения.

Витки провёл Роберта в комнату, усадил на диван. Пока он включал свет, Роберт стёр все слёзы. Витки не торопился.

Постепенно успокаиваясь, созерцая на удивление скудный интерьер, Роберт поджидал Витки. Приглушённый свет люстры озарял небольшую, но просторную комнату, в котором совсем не было мебели, не считая пухлого диванчика и пары венских стульев. Эта простота казалась Роберту странной. Квартира могла принадлежать кому угодно. Создавалось впечатление, что Витки сознательно избегает любых проявлений собственной индивидуальности.

«Он закрыт. Закрыт бесповоротно и отчаянно», — подумал Роберт. — «Это ужасно».

Витки появился с початой бутылкой красного вина и двумя бокалами. Роберт избегал встречаться с ним взглядом. Он отпил немного охлаждённого вина и поёжился. Действительно, было прохладно. В приоткрытую форточку струился ледяной воздух зимы.

Витки осторожно присел на краешек стула.

— Ты должен понять, — проникновенно заговорил он, — что я ничего не могу сделать. Всё будет ещё хуже, если я попытаюсь. Скажи мне, что тебя не устраивает?

— Bcё, — хриплo выдавил Роберт и с ужасом почувствовал приближение слёз.

— Омега? Он тебя достаёт?

Роберт покачал головой.

— Роберт, ведь ты даже не знаешь меня.

Poберт наклонил голову ниже, волосы попали в вино, но он не обратил на это внимания. Витки нахмурился. Поставив бутылку на пол, он пересел на диван и уверенно взял Роберта за подбородок, заставляя его смотреть на себя.

— Что с тобой? Это неправильно. Перестань.

— Я знаю. Я знаю!

— Тогда успокойся! — Витки отпустил его.

— Всё. Я спокоен.

— Выпей ещё. Я закрою окно, ты весь трясёшься.

Витки встал, и Роберт энергично вытер лицо рукавом. Спазм прошёл.

— Я всё понимаю, но я не согласен. Ты сам знаешь как это, — сказал Роберт. — Я не хочу быть ПРИ Омеге, я хочу быть просто собой. Я не кошка и не собака. А Омега…

— Так не считает, — закончил Витки, наливая вино. — Действует закон силы.

— Ненавижу этот закон.

— Всё было бы иначе, окажись ты по другую его сторону, — улыбнулся Витки.

— Нe-e-ет.

— Ну, как скажешь. Потерпи, скоро всё изменится.

Витки посмотрел на него и расхохотался.

— Я знаю, за что ты ненавидишь Омегу.

— С чего ты взял? — сухо поинтересовался Витки. — Это не твоё дело. Не лезь в это.

— Я это знаю, и всё.

— Знаешь, так помалкивай. К чему ты мне об этом говоришь?

— К тому, что ты должен понимать моё решение.

Витки недобро прищурился.

— Я ничего тебе не должен, — мрачно изрёк он. — Не дави на меня.

— Я пойду и поговорю с ним. Я всё ему расскажу.

— Дурак! — закричал Витки. — Что ты ему расскажешь?

Роберт осушил свой бокал и встал.

— Это не твоё дело, — сказал он.

— Тварь неблагодарная! — выдохнул потрясённый Витки. — Иди, иди, и больше не появляйся.

— Подожди немного, вино ещё есть, — сказал Роберт. — Не возражаешь?

— Да ради Бога, — Витки откинулся на спинку дивана, бледный и злой.

Роберт выпил и, склонившись над ним, сказал:

— Ты не прав, я очень тебе благодарен.

— Спасибо, — процедил Витки.

— Это тебе спасибо.

— Не за что.

Роберт дошёл до середины комнаты, оглянулся — Витки сидел неподвижно, закрыв глаза.

— А я скажу ему, что ты ХОЧЕШЬ быть со мной. Кому он поверит? — произнёс он безразличным тоном. Витки посмотрел на Роберта своими прозрачными глазами.

— Кому он поверит? — повторил Роберт. Витки медленно моргнул.

— Я тебя сейчас убью, — устало обронил он.

— МЕНЯ ты не тронешь. Я знаю.

Витки вскочил на ноги, и Роберт стрелой вылетел за дверь.

— Вот ведь дерьмо, — прошептал Витки в пустоту. Роберта переполнял сумасшедший восторг. Он едва не сбил с ног Викторию. Ольга, которая была с ней, взвизгнула и отскочила в сторону. Виктория с силой ткнула кулаком Роберта в плечо. Он улыбался.

— Куда прёшь, урод! — отрывисто произнесла Виктория своим глубоким вибрирующим голосом, при звуке которого у мужчин шевелились волосы на затылке. Роберт коротко хохотнул.

— Вша белёсая, — спокойно добавила Виктория. — Приноси извинения.

Невысокая Ольга с любопытством всматривалась в его продолжавшее ухмыляться лицо. Но Роберт её словно не замечал вовсе.

— Не белёсая, а «белесая», — возразил Роберт. Оскорбления его нисколько не задели, но при виде высокомерной ярости в расширенных зрачках Виктории, при виде её безупречного лица, бесстрастного и отчуждённого, а ля бомонд, нервы Роберта заиграли. Впившись в неё взглядом, он сделал шаг вперёд.

Ольга почтительно коснувшись согнутого локтя Виктории, вертела головой, высматривая возможную помощь, но площадка была пуста. Лишь с первого этажа доносился чей-то невнятный разговор, затем входная дверь с лязгом захлопнулась, и воцарилась мёртвая тишина.

— Пойми, тебе здесь не рады, — сказала Виктория, — Ты здесь никто. У нас свои правила. Если станешь кочевряжиться, как сейчас, тебе здесь не место. Понял? А теперь освободи пространство.

— Сама освободи. Козлица, — Роберт потерял терпение, он готов был уже броситься в бой, как дверь справа тихо приоткрылась, и голос Витки остановил его.

— Закрой рот, Роберт!

Все оглянулись на него, Витки стоял на пороге, одетый для улицы.

— Прекрасно, — с выражением произнесла Виктория. Витки подошёл к Роберту и грубо отодвинул его подальше. Виктория и Ольга тут же удалились. От Витки замечательно пахло, и одет он был замечательно, так, как хотел бы одеваться Роберт. Удобно и уютно. Привлекательно для глаз.

Роберт мгновенно утратил всю свою наглость. Приятно было просто пялиться на Витки.

— Что ты себе позволяешь? — понизив голос, обратился он к Роберту. При хорошем освещении стало заметно, что его левый глаз немного косит. Роберт удивился, поймав себя на мысли об особой притягательности этого факта. Сами глаза были серыми, с тоненькой чернильной обводкой по краю радужки. Волевое, худощавое лицо с почти женским ртом, коротким, правильным носом, дугообразными бровями и крошечной коричневой родинкой на левой скуле. На всём этом стояла печать могучего обаяния и подлинного благородства. Роберт почему-то подумал о толпах зарёванных девиц, рвущих на груди блузки.

— Ты слышишь меня? — сурово поинтересовался Витки. — Что ты уставился, прыщ разглядел? Я к тебе обращаюсь!

— Ну, слышу, — пробубнил Роберт.

— И после всего, что ты мне устроил, я ещё даю тебе бесплатные советы. С Викторией шутки плохи. Со всеми здесь шутки плохи. Веди себя прилично и во всём слушайся Омегу. Как-никак, он о тебе заботится. Если бы не он, поверь мне, Виктория порвала бы тебя.

— Как Тузик тряпку? — беспомощно пошутил Роберт.

— Тряпку, это точно. Но не как Тузик. Ну, всё, бывай.

Витки побежал по лестнице, неумело насвистывая лёгкий мотивчик.

«Интересно, он к бабе или убивать? Может, и то, и другое одновременно», — почему-то с грустью подумал Роберт. Сразу сделалось одиноко, подступила усталость. Опустив голову, Роберт поплёлся к себе.

В его однокомнатной квартирке горел свет, у Роберта заныло сердце, оно забилось ещё отчаяннее, когда Роберт увидел Омегу.

Стоя посреди устроенного им хаоса в тяжёлом махровом халате, Омега лихорадочно листал знакомую до боли тонкую тетрадь. Его хищное лицо было странно спокойным, но Роберт знал ужасную правду — перед ним находилась бомба, которую невозможно обезвредить, бомба, обладающая изощрённым интеллектом и дьявольской избирательностью. В данный момент и слово, и молчание, атака и фатальная пассивность — всё это не могло повлиять на исход столкновения.

Роберт не мог оторвать глаз от ослепительного воротничка, свежего, твёрдого, как снег. Этот воротничок помогал ему справляться с инстинктами. Все книги Роберта валялись на полу, у некоторых были искалечены страницы. Омега не заботился об их сохранности. Одежда Роберта также подверглась насилию. Всё это Омега попирал ногами. Подобно Инквизитору, он разделял где есть ересь, а где истина. Очевидно, у так называемой «истины» среди личных вещей Роберта не обнаружилось. Сказать, что Омега был этим недоволен, это ничего не сказать. Сложив тетрадь пополам, Омега вскинул голову, отбрасывая с лица длинную прядь волос. Его льдистый пронизывающий взгляд упёрся в Роберта. Роберт попытался что-то сказать, но губы тряслись, и он не сумел совладать с ними. В треугольном вырезе халата Омеги виднелась сорочка, неотъемлемой частью которой являлся снежный стоячий воротничок. Роберт смотрел прямо на эту девственную целину, размышляя над тем, сколько она могла стоить. Омeгa любил белые сорочки, но никогда не надевал одну и ту же дважды. Роберт был уверен, что блистающий свежестью клин на груди Омеги окрасится кровью, это случится скоро, и кровь будет его собственной. Омега разобьёт ему лицо и испортит свою новенькую рубашку. Это произойдёт, потому что Роберт не сможет молчать долго.

— Где ты был? — страшным голосом осведомился Омега. — Где. Ты. Был.

— Да пошёл ты… — с трудом выговорил Роберт. Взбесившийся пульс не давал возможности высказаться точнее.

Тонкие губы Омеги исказились в подобии улыбки. Он засунул тетрадь в карман халата и принялся разминать пальцы.

— Ты гад, зачем ты это сделал?! — закричал Роберт. — Ты не имеешь права шариться в моих вещах! — подскальзываясь на глянцевых обложках, Роберт подошёл вплотную к Омеге. — Дай сюда мою тетрадь.

— Я задал тебе вопрос, — гаркнул Омега. — И ты мне ответишь, сопляк!

Рука Роберта дёрнулась к оттопырившемуся карману Омеги. Роберт почувствовал онемение, затем боль. Он увидел россыпь блестящих капель на белоснежном поле. Тёплая соль наполнила его горло.

— Чёрт! Ты испортил мою новую сорочку! — вскричал Омега, приподнимая кончиками пальцев тонкую ткань на своей груди. — Говнюк.

Роберт отступил назад, сжимая кулак и, может, он успеет среагировать на этот раз. Омега — безнаказанный и ненавистный — превосходил все его силы. Роберт отлично понимал, что ничего не yспеет сделать для своей защиты. Он крепко зажмурился, подавляя едкие слёзы ярости.

— Ладно, можешь уже не отвечать. Болит носик? Побереги его, деточка, — Омега провёл языком по верхней губе, и Роберт безошибочно определил по этому верному знаку, что худшее впереди. Так оно и случилось, Омега вытащил тетрадь из кармана и с лживой любовью принялся разглаживать замятости.

Роберт заскрипел, зубами. Мука видеть часть своей души в глумливых руках врага. Ещё большая мука — предвидеть последствия этого и не смочь предотвратить их.

Страшным было лицо Роберта, наполовину залитое кровью, с горящими безумием глазами.

Омега мeльком взглянул на него, дабы убедиться в подобающем случаю внимании, и сразу приступил к чтению. Делал он это с жаром подлинного артиста.

— «Меня влечёт к нему, одно его присутствие вгоняет меня в дрожь, в состояние, близкое к панике, я всегда знаю, когда он придёт, я чувствую какие-то волны, они набрасываются на меня и лишают воли. Мне страшно, но без этого я не могу жить. Что происходит? Я погружаюсь туда, куда не хотел бы погружаться», — Омега поднял голову и вопросительно взглянул на Роберта.

— Не-е-ет, — прохрипел Роберт.

— Да говорю же тебе, тут так и написано, — улыбнулся Омега. — Послушай-ка ещё. «…сегодня его не было всю ночь, его подружки тоже. Лера — редкостная сука. Нет покоя, нужно, необходимо поговорить с ним…».

Роберт зарычал и бросился в бой. Омега, уложив его на пол и, придерживая коленом заломленные за спину руки, продолжил:

— «… хоть о чём-нибудь. В. я уверен, поймёт меня». Значит, «В»? Поднимайся, ничтожество.

Омега убрал тетрадь.

— Я дочитаю перед сном, — сказал он, наблюдая за тем, как Роберт отползает к стене. — Витки, значит? Что, хочешь его трахнуть? Или чтоб он тебя?

Роберт поджал колени к груди и спрятал лицо. Он выглядел окончательно сломленным.

— С таким личиком, как у тебя, другого и ожидать не приходится. Я столько сил отдал твоему воспитанию и что вижу? Паршивого педика! Я глубоко оскорблён. Мне больно. И ладно ещё, если бы ты втюрился в… меня например, мальчики часто выбирают себе кумира. Настоящего мужчину, образец для подражания. Любовь к подобному кумиру часто путают с гомосексуальностью, но я не вижу в этом ничего постыдного. Я сам был когда-то ма-а-а-леньким мальчиком и знаю, о чем говорю. Но ТВОИ притязания — это фантазии извращенца. Я этого не потерплю. Твои оккультные книжонки — говно, твои шмотки — тоже говно. Я научу тебя хорошим манерам. Всё вышеперечисленное подлежит искоренению. Твои льняные кудри, кстати, тоже. Вставай, мы едем в клуб. Ну, живо! — Омега рывком поднял Роберта на ноги.

— Подожди, — вдруг взмолился Роберт. — Я должен почистить зубы.

Омега просиял:

— Молодчина! Ты меня хорошо понял. Давай,чисти. Я буду у себя.

Роберт согласно закивал.

Выждав несколько минут, он выскользнул за дверь и помчался по коридору к пожарной лестнице.

Трясущимися руками он набрал пригоршню снега и приложил к лицу. Снег пах железом и пылью. Очень холодно.

Роберт побежал. Он ничего не чувствовал.