Глава 16: Роберт в «Голконде».

«И в глубине зловещей самой чёрной мглы всегда трепещет сердце живое».

Роберт.

Только оставшись наедине со своим наказанием, Роберт в полной мере осознал глубину чувства Витки. Что за мука — подобные мысли в безвыходной ситуации, когда обстоятельства неумолимыми тисками удерживают волю твою...

К четырём часам утра запас его физических и психических сил почти иссяк. Роберт понял, что спать ему придётся сидя и так, чтобы никто этого не заметил. А он, дурак, ещё радовался той жуткой ночью — как удачно всё обошлось! Неужели Омега считает, что трое суток невразумительной деятельности в крошечном клубе — Великая Угроза? Уф, пронесло! Роберт так легко отделался, что даже трудно поверить. Прекрасно — впереди еще целая вечность в аду...

Роберт не выдержал, бросил поднос с объедками на пол и выскочил на крыльцо. Благословенная тишина! Опустившись на припорошенную снегом ступеньку, он извлёк из заднего кармана джинсов расплющенную сигаретную пачку. Наконец-то он сможет немного отдохнуть. Разминая сигарету, Роберт невольно подумал о Витки. Теперь он курит те же сигареты, что и Витки. Он и не заметил, как перешёл на эту марку. Сигарета погнулась, но, к счастью, осталась целой. Роберт глубоко затянулся дымом, его верхняя губа треснула и на фильтре остался кровавый отпечаток. У ветра уже был утренний запах. Мимо медленно проехала белая «Волга», рука водителя безвольно свисала из окна, мутные глаза с подозрением уставились на Роберта. Музыка из «Волги» разносилась далеко... Шмыгнув носом, Роберт воткнул бычок в снег. Витки предупреждал, что будет тяжело. Он обещал приходить каждый день. 3начит, уже скоро.

— Почему ты оставил поднос? — Любовь Ивановна никогда не повышала голос. Она стояла в дверях кухни, вытирая руки засаленным полотенцем и глядя на Роберта своими внимательными, но странно-неживыми глазами. Из кухни донеслось характерное шипение, и женщина поспешила к плите.

Роберт посмотрел на пол — подноса уже не было.

Казалось, Любовь Ивановну нисколько не смущал антигуманный график работы. Она была спокойна и дружелюбна в любой час. Роберт только диву давался, глядя на немолодую, сухощавую женщину с длинной, до пояса, косой, на женщину, которая придавала огромное значение узору из ломтиков батона на тарелке.

— Тебя внизу не потеряют? — спросила Любовь Ивановна.

Роберт сидел на табуретке, невидящим взором уставившись в пространство. Любовь Ивановна, верная своей умиротворённости, протянула ему тарелку с кусочком какой-то пищи.

— Вот покушай, это язык в грибном соусе, — сказала она.

Деликатес, известное дело, подгорел. Добрая женщина искренне полагала, что Роберту, этому милому мальчику, нравится поедать лишние куски и вычищать хлебным мякишем тазики из под салатов. Любовь Ивановна верила, что настроение Роберта улучшится, как только он съест этот кусочек подгоревшего мяса. Своих детей у неё не было, а Роберт выглядел таким несчастным, потерянным, таким непохожим на остальную молодёжь...

— Пойду вниз, узнаю, не нужно ли им чего.

Любовь Ивановна ушла. Зато пришла Наташа, принесла грязную посуду.

— Что ты тут делаешь? — с порога возмутилась она. — Я не успеваю пепельницы менять! Иди, мой пепельницы!

— Да пошла ты со своими пепельницами, — отозвался Роберт.

Наташа доела колбасу е чьей-то тарелки и сказала:

— Я пожалуюсь Гоше.

Гоша был тридцатилетним разгильдяем, сыном Серой Старухи, которую в своё время так опрометчиво пожалел Роберт. Теперь, насмотревшись на этих людишек с близкого расстояния, Роберт мог заключить, что они пусты, как выеденное яйцо. Агрессивные трусы — вот чего следует бояться в жизни. Всякая борьба с ними не принесёт желаемого результата, они неистребимы по природе духа своего.

Десять часов утра. Роберт крепко спит за перегородкой, положив руки на столик. Наташа с окаменевшим от усталости лицом исступлённо дёргает eго за воротник рубашки. С губ Роберта срывается жалобный стон.

— Эй, как там тебя, проснись! К тебе пришли.

Роберт медленно выпрямился.

— Иди наверх, к тебе пришёл рыжий парень.

Наташа договаривала уже на бегу, она торопилась домой. От перенапряжения Роберта шатало из стороны в сторону, но такого блаженного состояния души, как в настоящий момент, он не знавал со времён своего детства, когда встречал родительский автобус у ворот пионерского лагеря.

Роберт повис на Витки всем телом. Прошло несколько минут. Витки молча вручил Роберту красивый красный футляр. При виде его содержимого у Роберта невольно вырвался короткий смешок:

— Это напоминает мне тюремную передачу! Господи, как мило.

Футляр вмешал в себя обычный дорожный набор: зубная щётка, тюбик с пастой и миниатюрным пластмассовый гребешок.

— Ты забыл про пилочку.

— Завтра получишь. В батоне.

— Что-нибудь случилось? — изменившимся голосом спросил Роберт, внезапно почувствовав исходящую от Витки тревогу.

— У меня только час. Пойдём, поедим где-нибудь.

— А можно? – усомнился Роберт.

— Даже не думай об этом. На кону моя репутация.

Роберт наотрез отказался от предложения Витки зайти в рестopан. Витки, вопреки обыкновению, спорить не стал. Роберт со всё возрастающим волнением наблюдал за его лицом. Витки был ужасно подавлен чем-то, его глаза казались обращенными вовнутрь, каждую фразу он произносил с видимым усилием, иногда словно сквозь слёзы.

Вороны оглушительно кричали прямо над их головами. Роберт задрал голову и с изумлением увидел, что птицы буквально облепили верхушку тополя.

— Может пересядем на другую лавку? — спросил Роберт.

— Зачем? Они ведь тоже пересядут.

Эта холодная рассудительность ужаснула Роберта. Витки поставил стаканчик себе под ноги и неторопливо закурил.

— Господи, ты словно помирать собрался! — не выдержал Роберт.

— Не играй с этим словом. Я же просил тебя.

Речь шла о привычке Роберта к месту и не к месту взывать к небесам.

— Ладно, Бог с тобой, не... извини, больше не буду. Сам, между прочим, не знаю, почему, но не буду, — Роберт забрал у Витки сигарету и нервно затянулся. Витки невозмутимо прикурил другую.

— Ты ешь, когда оно остынет, его можно выбрасывать. Сам виноват — выбрал эту гадость вместо приличного завтрака.

— Я тебя выбрал, а не жратву.

Витки медленно повернул голову, встретился с Робертом взглядом и произнёс:

— Я про Бога ничего не знаю. Только то, что ТЕБЯ Он слышит, а меня — нет. Просто нужно понять это. У меня ушло немало времени.

— Хочешь сказать, что, когда я говорю «Господи», Он слышит? Как, должно быть, Он издёргался по моей вине.

— Точно. Ты Его зовёшь, Он прислушивается и — ничего. Для этого и существует молитва. Люди этого не знают. И хорошо, представь, что бы началось... Его присутствие заставляет их поверить в самих себя. А слышит их кто-нибудь или нет — решающего значения это не имеет. Я рад, что люди не могут чувствовать, как я. Я в отчаянии оттого, что не могу верить в то, во что они верят.

— Ты не имеешь права так говорить. Прямо могилой запахло. Если всё так плохо, если уже невмоготу, давай обежим прямо сейчас, вот встанем с этой лавки и уйдём. Что нам мешает сделать это? Сомневаюсь, что немецкие овчарки устремятся в погоню за нами. А деньги — вспомни свой дар. Все дороги открыты для тебя.

— Я хотел бы оказаться в другом городе. Начать новую жизнь, как ни банально это звучит, простую жизнь ЧЕЛОВЕКА. Я никогда не был в Питере. Я хотел бы оказаться именно там. Безо всякого дара, Роберт!

— Что это значит?! — Роберт постепенно перешёл на крик.

— То, что я намерен уйти, а не сбежать, понимаешь разницу?

— Теперь-то понимаю! Ты скорее сдохнешь в этой вонючей тюряге, чем проявишь какую-нибудь инициативу! Думаешь, тебе удастся запудрить мне мозги? Это обречённое лицо — ты что, пришёл проститься со мной, чёртов мученик?! Я хочу знать, ради какой такой цели я сутками простаиваю по горло в дерьме!

— Ты должен быть там. Прошу тебя, — Витки выжидательно смотрел в глаза Роберта, но сам не двигался с места.

— У меня нет сил, — простонал Роберт. — Доведи меня хотя бы до крыльца, я так ненавижу это, я скорее всего, просто не войду, не смогу справиться с собой.

— Конечно, — тихо согласился Витки.

— И что, этот нацист Омега тоже угнетён порядками Колонии!? Как ты выразился «устои, противные нам, Колонистам», — Роберт встал и носком ботинка опрокинул кофейный стаканчик. — Может он ТОЖЕ боится стать Вещью?

— Насчёт этого я не уверен, — Витки достал сигарету. — Покурим на дорожку? Он страдает, это просто понять. Я его не оправдываю. Я объективен, потому что ненавижу его с детства. Он кричит во сне. Он наказан кошмарами, которые мы с тобой даже вообразить не в состоянии. Он живёт с войной в сердце. Мы ничего не знаем о войне. Ни-че-го!

— Тоже мне, герой! Выдать его ветеранам! Фашиста...

— Хватит! — закричал Витки. — Не думай о нём. У тебя что, своих проблем мало? Нас не касается то, что он делал, нас волнует то, что он делает сейчас. Хочешь справедливости? Беги в ближайший милицейский пункт и заложи меня, заложи себя, Леру, Викторию, всex! Я думаю, ты прекрасно меня понимаешь. Спаси умирающих с голоду газетчиков, генетиков и прочих. Хочешь этого?

— Нет, — выдавил Роберт после продолжительного молчания.

— Как же легко тебя переубедить! — оскалился Витки. — Ладно... Пойдём.

Они остановились за ярко-красным углом, в нескольких метрах от крыльца «Голконды». На Роберта было жалко смотреть. Витки привлёк его к себе, нежно погладил по голове.

— Правда, что мутанты рождаются в семье через определённый срок? — вдруг спросил Роберт. Брови Витки дрогнули, отступив на шаг, он осторожно поинтересовался:

— Зачем это тебе?

— Не знаю.

— Раньше тебе было все равно, — Витки быстро взглянул на часы. — Ну, всё просто, даже рассказывать нечего. Ты прав. Только эти «определённые сроки» на самом деле не определимы. Через два колена, или три... У всех ведь всё по индивидуальной программе...

— И что, мутанты могут плодиться? — округлил глаза Роберт.

Витки усмехнулся.

— Ну ты даёшь! А сам-то ты откуда взялся?! Но чаще всего ветвь умирает. Количество наше стремительно сокращается. Всё, хватит, больше ничего не знаю.

— Из-за таких, как мы с тобой. У нас ведь не будет потомства.

— Ну да, и это тоже, наверное. Но не только. Уверяю тебя – причин полно.

— И что, Лера ни разу не «залетела»?

— Нет, — отрезал Витки. — Мне это не нужно. Я её не люблю. Ясно тебе? Отстань наконец! 3наешь, который час?

— Плевал я на час. Я хочу поехать с тобой. Можно?

— Нет!!! — Витки развернулся и ушёл, ни разу не оглянувшись.

Роберта уже ждали в «Голконде» с нетерпением, чтобы запереть до вечера. Старуха рассеянным, бесцветным, выдохшимся, но отнюдь не усталым голосом приказала ему навести образцовый порядок. Она была маленькая, со сжатыми бёдрами и плечами, из-под косынки свисали тонкие пряди завитых на плойку серых волос. Роберт слушал молча, вспоминая мягкий, по-зимнему спокойный цвет Виткиных глаз и забытый на краю лавочки бутерброд.

Застелив стойку своей курткой, Роберт улёгся на спину и сложил руки на груди. «Я либо расшибу себе лоб о плафон, либо навернусь отсюда и сломаю руку», — засыпая, подумал он.

Прошла минута, не больше, как показалось Роберту, а в баре уже кто-то прохаживался. Пробуждение было на редкость неприятным и сопровождалось болью в тех костях, на которые пришёлся основной упор. Роберт слез со стойки ещё более уставшим, чем когда укладывался на неё. Который час?

Роберт с болезненным удовольствием наблюдая за деловитым, раскормленным Гошей. Заняться тому было абсолютно нечем, и он расхаживал по лабиринтам «Голконды» с самодостаточным видом, прихлёбывая из кружки дешёвый кофе.

Вскоре началось всеобщее копошение. Наташа снова жаловалась на недосып, бармен с учтивой, но лживой улыбочкой кивал ей, двигая пепельницы по стойке. Любовь Ивановна явилась с пожелтевшим от старости журналом и надела гигантские очки. Гоша демонстрировал «хозяйскую хватку», он намеренно протискивался в узком пространстве за спинами сидящих и отчётливо бубнил какую-то чушь в свой сотовый. Роберт смотрел на всё совиными глазами, ему хотелось рыдать.

Уже глубокой ночью Роберт понял — пора принимать какие-нибудь меры. Кровь повсюду, но как её получить?! Он жадно вглядывался в пьяные лица посетителей, надеясь отыскать в ком-нибудь из них черты латентного донора. Тщетно. Все это были жизнерадостные, душевно обрюзгшие, довольные собой, в целом, вполне добропорядочные горожане. Роберт разозлился. Поймав Наташу за острый, покрытый цыпками, локоть, он оттащил её в сторонку.

— Наташа, ты веришь в вампиров?

— Ты что, дурак что ли? — неожиданно смутилась девушка. — В чём проблема?

— Посмотри на меня. Я — вампир.

К радостному удивлению Роберта, Наташа действительно уставилась на него с крайне сосредоточенным лицом.

— Ты странный чувак, конечно. И зубы у тебя как надо...

— Может ты позволишь мне, ну... — Роберт замолк.

— Не-е-е. Я свою кровь не отдам, — заявила Наташа.

— Вот дерьмо! Но мне она НУЖНА! Понимаешь?

Искренние глаза Роберта пробудили в Наташе интерес.

— Я бы, конечно, не отказалась посмотреть на ЭТО... Знаешь, кажется я что-то придумала. Подожди, — девушка направилась к телефону. Кусая губы, Роберт поплёлся на кухню. Музыка начинала сводить его с ума.

Любовь Ивановна, как сгорбленный богомол, металась от стола к сковородке. Вопрос у неё был всегда один:

— Как там?

Вложив в ответный кивок как можно больше смысла, Роберт тихо удалился. В голове Роберта одиноко напевал печальный голос: «Мне грустно отчего-то, хочу найти кого-то, кого-то-!...». Роберт попытался вспомнить продолжение песни и не смог.

Наташа застала его за мытьём тарелок. Он увидел её, но своего занятия не оставил. Понаблюдав за Робертом, Наташа несколько изменила своё первоначальное мнение о нём. Слишком хорошо он отмывал тарелки.

— Пойдём, — сказала она, конспиративно понизив голос. На верхних ступенях лестницы Наташа уверенно заявила, что Роберту просто необходимо что-то изменить в себе.

— Что? — безразлично спросил он.

— Так... — потеряла терпение Наташа. — Ты что, уже передумал? Насчёт крови? — она барабанила пальцами по перилам и сверлила Роберта вызывающим взглядом.

— Нет, — твёрдо ответил Роберт. — Значит, ты передумала?

— Ни фига! — демонстративно передёрнулась Наташа. — Я позвонила одной своей приятельнице, она тащится по всему такому... Короче, она здесь.

— И что мне делать?

Наташа округлила глаза.

— Что тебе делать?! — с явной издёвкой переспросила она. — Да ты ей не понравился! Посмотри на себя, ну какой ты вампир? Расслабь плечи. Нет, не так.

— Чего ты добиваешься? — спросил вконец обессиленный Роберт.

— Ничего, — отмахнулась Наташа. — Твои проблемы.

Они спустились вниз. Наташа легонько подтолкнула Роберта налево к туалетным кабинкам.

— Входи, — приказала она. Роберт испытывал неловкость. Перед зеркалом прихорашивалась девушка, а совсем рядом с туалетом на продавленном диванчике, удобно расположилась троица бородатых друзей. Все три кабинки отлично просматривались. Наташа, вне всяких сомнений, решила устроить «рандеву» в одной из них.

Собравшись с духом, Роберт вошёл в кабинку и стал наблюдать через застеклённую дверь, благоразумно придерживая её. Невольно подумалось о неудобствах, причиняемых подобным застеклением. Предполагалось, что с наружной стороны стекло непроницаемо для взглядов. При условии, если взгляд будет направлен, так сказать, издали. Роберт беззвучно рассмеялся. К унитазу вели крутые ступени. Какой, должно быть, чудный вид открывается с этого «престола». «Посетителям нужно иметь крепкие нервы», — подумал Роберт, «Перформанс!» — его обуяло безудержное веселье.

Бросив беглый взгляд в «окошко», Роберт на миг растерялся. «Вот она!» — сверкнуло в голове.— «Только бы не сорвалось!».

Девушка была одного возраста с Наташей, но выглядела старше. Гладкие чёрные волосы до плеч, холёное лицо, пышная фигура. Она вошла в кабинку и без тени смущения или притворства посмотрела Роберту в глаза.

— Это ты? — полуутвердительно произнесла она низким ровным голосом. Тяжёлый аромат её духов наполнил кабинку. Роберт не знал, как следует себя вести.

— Я Лилит, — чувственно улыбнулась она. — Ты Роберт. Что, будешь пить мою кровь? Не робей. Я это уже делала.

Она опустила крышку унитаза и села, продолжая смотреть на Роберта дьявольски спокойными глазами. Она была пьяна и богата.

— Как ты это делала? — тихо спросил Роберт, слегка раздражённый её пресыщенностью. Лилит наклонилась вперёд, выставляя на обозрение свой главный козырь — глубокой декольте.

— Каждый раз по-разному, — с развязной непринуждённостью протянула она. — Открой Наташке.

— Ну как? — выпалила Наташа. — Еще не начинали?

Роберт быстро взглянул на неё.

— Нет не начинали, — с нажимом ответила Лилит. — Мы только познакомились.

— Зачем тебе это нужно? — спросил Роберт, вставая на колени. Лилит приглушённо засмеялась, откинув голову. Её полная шея была ослепительной белизны.

— Давай же! — Лилит задрала рукав своей чёрной блузки.

Роберт увидел шрамы от иглы. Он испугался. Лилит вдруг схватила его за плечо и мокро поцеловала в губы. Роберт подавил желание отстраниться.

Лилит выхватила откуда-то бритву и — раз, полоснула по своей руке.

Небольшой порез, кровь выступила красивыми бусинами, соединившимися в тонкую струйку.

— Чокнутая! — с ужасом выдохнула Наташа.

Роберт присосался к ране.