Глава 22: Глаза и уши.

«Сударыня, видели вы когда-нибудь вампира? У вас такие глаза, будто они уже видели вампира».

О.Уайльд.

«А ведь уже весна», — почему-то с грустью подумал Морис. Вся грязь города вдруг оказалась выставленной напоказ под непривычно-резким светом солнца. Пройдут недели, прежде чем коммунальщики выползут из своих подвалов, в равной степени проклиная и весну, и власть. Морис стоял у окна, наблюдая за неспешным движением людей и машин. Дороги, как всегда, были травмоопасны.

Морис оделся и прошёл на кухню, где сразу же наткнулся на размашистую подпись Омеги. Чёрные буквы покрывали дверцу холодильника: «Открой и бери. Не забудь о деле. Омега». Морис провёл пальцем по зеркальной поверхности — всё в порядке, надпись легко стиралась. Это, безусловно, обрадовало его, но и разочаровало тоже. Хотелось верить, что Омега может вот так, запросто, использовать ценную вещь в качестве клочка бумаги. «Но он использовал...» — подумал Морис. Как неприятно чувствовать себя маленьким и глупым. «Больше никогда не буду!». Морис распахнул холодильник и замер в изумлении. Столько гемоконов сразу он видел впервые. Вытянув руку, он коснулся ближнего ряда — настоящие! Словно живые рубины, у каждого свой, неповторимый оттенок. Мягкий назидательный голос Хельги вдруг зазвучал в его голове: «Чем больше потребляешь, тем БОЛЬШЕ хочется. Это очень опасно!». Конечно, ведь Хельге кровь доставалась с таким трудом...

Но здесь Морис совсем не обязан сдерживать себя! «Открой и бери» — неужели он поступит дурно, воспользовавшись этим предложением? Губы Мориса дрогнули, а глаза мгновенно наполнились слезами, но от этого родное лицо ещё приблизилось и стало отчётливее...

— Я приеду вечером, — пролепетал Морис, — Приеду, приеду...

Продолжая тихонько всхлипывать, Морис прогрыз в пакете дырочку, и кровь пульсирующей струёй ударилась в стенку бокала, едва не опрокинув его. С непривычки Мориса затошнило, но уже через десять минут он чувствовал себя прекрасно. «Помни о деле» — Морис отыскал взглядом часы, его лицо сразу сделалось строгим и даже трагичным, потому что он сам этого захотел, ему казалось, что ТАК правильнее. Сейчас это трудно, не быть ребёнком, но в разговоре с Витки станет единственно возможным. Витки глубоко заблуждается, ожидая от Мориса почтения к своему невидимому возрастному превосходству. Да! На часах было 10.

Омега поручил Морису побольше разузнать о Роберте. Кто такой Роберт и для чего он нужен? Непонятно... «Витки должен что-то знать. Отправляйся к нему утром, тогда никто не помешает тебе. И не бойся, он не сможет ничего тебе сделать. Кажется, они с Хельгой были друзьями?..» — напутствовал Омега.

Морис согласился легко и только теперь понял, что встречаться с Витки ему совсем не хочется. Затея казалась безнадёжной. Как можно представить доверительную беседу между противоборствующими сторонами? Смешно надеяться на то, что Витки забыл о предательстве. Морис осознал свою вину только на следующий день! А тогда? Что он мог сделать тогда? Остолбенеть и погрузиться в размышления? Послать Омегу к чёрту? Ведь по сути никакого предательства и не было! Предательство — это что-то злонамеренное, что не обходится без лжи и рассудка. В тот момент Морис видел лишь буйного психа и помог Омеге усмирить его. Витки не был похож на жертву. Его не били, не пытали, а доставили домой в целости и сохранности. Всё же Морис испытывал некоторую неловкость. Безусловно, глазами Витки произошедшее видится иначе, но что поделаешь! Витки с самого начала знал о чувстве, которое питал к нему Морис. Они никогда не общались и оба были довольны сложившейся традицией. Явную антипатию Мориса Витки воспринял равнодушно. Морис подозревал, что он равнодушен ВООБЩЕ... Витки, казалось, был напрочь лишён тех человеческих минусов, без которых немыслима истинная личность. Чувство отторжения вспыхнуло с первого взгляда и не похоже было, что оно когда-нибудь исчерпает запасы топлива. Подумать только — не ответить неприязнью на неприязнь, не ответить ВОВСЕ. Морис остался без отклика, и это потрясло его. Он почувствовал себя нерождённым, его НЕ БЫЛО — в глазах Витки, словно в сатанинских зеркалах, могли отразиться лишь те, в ком он по той или иной причине нуждался. С Хельгой он говорил только о магии. Значит ли это, что он к ней хорошо относился? Разве у такого, как он, могут быть друзья? А Хельга отдала ему своё сердце. Так она выразилась. У Мориса не хватало слов, чтобы изъявить негодование — сердце ОДНО, как можно отдавать его кому попало! Мориса ужасала платоническая щедрость Хельги. Вот Витки попал в беду, на чью сторону, интересно, она встанет? А если Витки уже связался с ней, поведал о том, «как всё было на самом деле»... Ненависть Хельги к Колонии просто не оставит ей другого выбора. Морис невиновен, но он знает, что не сможет оправдаться. Что он сделает? 3аплачет, конечно, и услышит неизбежное: «Ты предатель!»

«Я не буду притворяться. Я иду выполнять задание. Ничего личного. А тебе и не привыкать», — с таким настроем Морис покинул квартиру Омеги, не забыв прихватить гемокон «для пущей убедительности».

Морис сразу прошёл в комнату и сел на стул. Витки смотрел на него РАВНОДУШНО, затем, спустя несколько минут, брови Витки слегка приподнялись — приветствие, удивление, нетерпение, вопрос (слишком банальный для того, чтобы его озвучивать). Морис встал, окинул полутёмную комнату коротким взглядом, от которого не укрылась ни одна интересная деталь. Например, сигареты и стакан с соком находились в невыгодном для Витки положении — он их видел, но не мог дотянуться. Сигареты издевательски торчали из пачки, а сок был налит в прозрачный стакан. Морис раздёрнул шторы и вернулся на стул. Немного тишины. Витки закрыл глаза, и Морис швырнул ему сигареты. Витки очень медленно открыл глаза, но до пачки не дотронулся. Тогда Морис швырнул ему коробок со спичками.

Избрав тактику надзирателя, Мopис оказался в нелёгкой дли себя самого ситуации. Лишь упрямство позволяло ему, не теряя достоинства, выдерживать взгляд Витки — безнадёжный, чуть снисходительный, полный горечи. Морис снова встал, чтобы приоткрыть форточку. Почувствовав под ногой какой-то плоский предмет, он совершенно бездумно подобрал его и положил на столик. Морис не смог дотянуться до форточки с пола. Пока он карабкался, Витки всё смотрел на этот «случайный предмет», оказавшийся ничем иным, как красным кожаным футляром с туалетными принадлежностями. У Витки было такое лицо, словно Морис выложил на стол отрубленную кисть. Страх, от которого подкашиваются колени, а рот наполняется жидкой слюной. Страх-слабость, бьющий мягко и тяжело, страх, готовый превратиться в болезнь.

Морис, увидев помертвевшее лицо Витки, испугался. Он неразумно нарушил дистанцию, подавая стакан, и вспомнил об опасности лишь когда длинные пальцы с обломанными ногтями потянулись к его руке. Холод пробежал по его коже, и он отскочил.

Витки осушил стакан в два глотка, его взгляд несколько прояснился. Он даже кивнул Морису в знак благодарности. «Пора начинать», — подумал Морис. – «Я ещё ничего не узнал, а уже отдал и сигареты, и сок! Но кровь он получит только в обмен на информацию».

— Ты знаешь, что бывает с тем, кто бежит? — осторожно поинтересовался Морис. Витки бросил на него недоумевающий взгляд.

— За ним посылают погоню. Беглеца ожидает суровое наказание. Я ничего не выдумываю.

— О чем ты? — сипло спросил Витки.

«Он заговорил! Он заговорил!» — личико Мориса оживилось, он нагнулся вперёд:

— Если ты не хочешь, чтобы с Робертом случилась беда, лучше скажи, что ты знаешь. Он пропал. Омeгa думает, что он сбежал. Пока его не ищут, но завтра... Ты ведь знаешь, что будет, когда его поймают!

— Ты сам-то много знаешь? – зло усмехнулся Витки.

— Я знаю достаточно, — изменившимся тоном заявил Морис.

— Хорошая девочка. Морис вспыхнул.

— Хочешь вот это! — он приподнял гемокон. — Тогда не смей говорить гадости!

Витки казалось, задумался.

— Роберт не сбегал, — тихо сказал он.

— Но ты знаешь, что с ним?

Витки резко повернул голову и честно ответил:

— Нет.

— Лови, — Морис бросил ему гемокон.

— Передавай Хельге привет от меня...

Морис кивнул, хотя ему показалось, что за этими безобидными словами скрывается какой-то ужасный смысл. «Хельга, Витки, которого я допрашивал, передаёт тебе привет!».

Весь день Морис думал только о Хельге. В десять позвонил Омега.

— Добился ты чего-нибудь?

— Ему всё равно, что станет с Робертом! Он отказался нам помогать!

— Да что ты говоришь?! — удивлённо-насмешливый голос Омеги. — А ты старался, как следует?

— Я сделал всё, что мог, — невольно нахмурившись, ответил Морис.

— У меня для тебя есть ещё кое-что.

— Новое задание?!

— Очень ответственное. Допроси Леру.

— Прямо сейчас? Уже поздно... Я думал, ты отвезёшь меня к Хельге.

— Обязательно отвезу, но завтра. У меня полно дел, Морис. Я приеду утром. И знаешь что? Я совсем не ожидал от тебя нытья.

— Просто ты не говоришь мне всего. Я не знаю, кто такой Роберт, не знаю... слишком многого о них... С Витки я чувствовал себя ужасно!

— Я хорошо тебя понимаю. Времени мало, Морис. Нужно действовать. Ты мне веришь или нет? Цепляйся за малейшую неровность, запоминай, одна дурацкая морщинка способна рассказать больше, чем сотня языков. Если тебе кажется, что они лгут, значит, так оно и есть. В этом твой гений. Крадись на мягких лапах, выжимай сок. Я знаю, на что ты рассчитываешь, — его голос оборвался так внезапно, что Морис вздрогнул.

— На что? — почти прошептал он.

— И это я тебе обещаю, — Омега прервал связь.

Морис хотел позвонить Хельге и беззвучно заплакал, когда обнаружил, что её номер таинственным образом исчез из телефонной книжки. «Кто мог это сделать?». Он попытался набрать номер по памяти — ничего не вышло. Слёзы отдельными круглыми каплями катились по его щекам. Морис не привык к одиночеству.

Выпив на кухне кружку крепкого сладкого чая, Морис утвердился в намерении никого уже не допрашивать. Рабочий день, так сказать, закончен.

Свернувшись калачиком в белоснежной постели, он уснул под пение Милен Фармер.

Разбудила его чья-то истерика. Морис приподнялся на локте, вперив взгляд темноту и стараясь постигнуть смысл происходящего за дверью. Как раз в эту минуту наступило затишье. Морис подтянулся к краю кровати и стал шарить по полу в поисках пульта. Милен Фармер лишала его возможности полноценно шпионить.

В длинной, до пят, сорочке (васильки и колокольчики разбросаны по белому полю) Морис растрогал бы кого угодно.

Он сел на корточки рядом с дверью и приник щекой к стене. Очень скоро крик повторился. Морис без труда узнал голос Леры, пьяным, непослушным языком она, кажется, в очередной раз пыталась что-то кому-то объяснить. Второй голос, мужской, с нескрываемым раздражением её прерывал. До Мориса доносились лишь разрозненные фразы.

— ...чтобы он сдох! Эти стервы суют свой нос... заткнутся! Сейчас пойду. Уже иду, не трогай меня... его развязала, ничего не сделается…

«Это она убила Роберта», — подумал Морис. Его невидящий взгляд, упёртый в плотную мглу прихожей, на мгновение стал взглядом насекомого.

2:40 на часах, но возвращаться в постель нет никакого смысла. Мысль о том, что Роберт, главный объект его разведки, мёртв, прочно укоренилась в сознании Мориса. Морис был ошарашен этой «новостью», противоестественная радость не давала ему покоя.

Он наслаждался своими движениями по дороге на кухню, и его лицо меняло одно прелестное выражение на другое...

Он придумал налить кровь в глубокую миску и насыпать туда чипсы. Получилось что-то крайне неаппетитное, Морис удивлённо пошевелил размякшие чипсы вилкой и вылил всё это в унитаз.

Откуда он мог знать о том, что Омега не позаботился о раздаче Пайков этим утром? О страданиях других он никогда не задумывался.

— Омега, — сказал Морис в трубку. — Лера во всём призналась. Это она убила Роберта.