Глава 27: Противоречия

«У нас и чай готов,

И кофе уж готов.

Мы с кладбища вернулись

С букетами цветов»

А. Рембо.

Омега держит блюдце и чашку, на блюдце прозрачный, как слеза, ломтик лимона. В своём идеально сшитом костюме он напоминает закованного в доспехи рыцаря. Его латы из серебра, и предназначены они для парадов, не для войн. Едва касаясь губами чашки, он делает микроскопические глотки. Его взгляд устремлён в никуда.

Этой ночью Омега проспал около двух часов. Его мучила тоска, понять суть которой он тщился всю ночь.

Двенадцать часов, тревожащая ослепительность синего, чрезмерно синего, неба действует как катализатор, Омега теряется. Погружаясь в бездны, каждая из которых стремится засосать его первой, Омега без сожаления отпускает реальность. Впрочем, изредка он всё же думает: «Выпить коньяку, встряхнуться», но эти безжизненные мысли остаются без подкрепления.

Потери заставили его ощутить одиночество. Как много лет назад, оставшийся без оружия, без этих одинаковых лиц, которые всегда окружали его, были, и должны были быть, но исчезли безвозвратно, растерянный, непонимающий. Уже тогда Омега понял, что жизнь для него тупик, а цель приходит в толпе Готовых-На-Всё.

Дитриху как раз исполнилось пятнадцать — отец обещал в подарок нечто особенное, и он ждал с нетерпением. Он не замечал зловещих перемен. По-прежнему подчиненные отца улыбались ему, в шутку отдавали ему честь. Был у него приятель, сын коменданта, на два года старше, тупой и жестокий, большую часть свободного времени он проводил в подвалах, среди газовых камер. Дитрих ненавидел его, никогда не прикасался…

Ради отца он был готов на все, исполнял его приказы беспрекословно. Тем вечером он пришел к отцу еще раз напомнить о подарке. Небольшой кабинет весь был заставлен ящиками, в них лежали папки. Отец вынимал папки одну за другой, с пугающей скоростью вскрывал их, ножом рассекал узлы, сгорбившись, нависал над бумагами, проверял, раскладывал по пачкам. Один лишь взгляд подарил он сыну. «Ты уедешь сейчас же. Я напишу тебе. Обратись к Балю, он разъяснит». Баль снабдил его документами. Дитрих превратился в Ганса…

Год прожил он на маленькой ферме, у пожилой семейной пары, дальних родственников любовницы отца. Они бы очень хотели, чтобы Ганс, такой скромный, тихий, остался у них насовсем! Дитрих уходил далеко в поле и бросался на землю, и выл, рассыпая ужасные проклятия.

Отца приговорили к повешению. Долго искали и Дитриха Лерхе, восемнадцатилетнего юношу со шрамом на левой стопе. Ну а Ганс мог бесстрашно демонстрировать свои ноги кому угодно. Он не подходил под описание, он был совсем ребенок…

Сорок лет назад Омега бросил курить. И вот, впервые за долгое время, его пальцы снова нашли это положение и коснулись приоткрытого рта.

Неясный страх, и так же давило прозрачное весеннее небо. Движение поезда неостановимо, мысли стираются, и только паника душит и душит. Какой-то ребёнок испугался и заревел на весь вагон. Ещё станция, вот он слышит знакомый выговор. С бессмысленной улыбкой кивает измождённым радостным людям, наконец они оставляют его в покое и он не может не чувствовать, как постепенно меняются обращенные к нему взгляды. Он весь уже окутан холодом. Они могли бы растерзать его… Запах крови и боли слишком свеж. Он неповинен в их муках, нет! Он срывается с места — худой подросток, бледный от духоты — и, расталкивая женщин и детей, в жаркой, пропитанной ненавистью тишине медленно продвигается к выходу. В этой тишине звенит одинокий голос, надорванный страданием, интеллигентный, осторожный: «Вы оставили сумку, молодой человек». В мутных глазах старика Дитрих прочёл узнавание. Bсe эти люди очень хорошо запомнили, КАК выглядят убийцы их детей. Обмануть их невозможно. «Оставьте её себе», — тонко выкрикнул Дитрих Лерхе.

Родные холмы навсегда остались там, в двух шагах от его отчаяния. Там, в крошечной вюртембергской деревушке, мать накрыла стол белой, вышитой крестом, скатертью, там остывал пышный лимонный пирог, там стлался дым, который вовсе не означал чьей-то смерти…

Жизнь под «свободные небом Германии» была невыносима. Бескровна.

Поезд словно никогда и не останавливался. Каково это, висеть в безвоздушном пространстве?

Вербовка. «Ты будешь нужен. Понимаешь? Именно ты, Дитрих Лерхе. Снова войдешь в Жизнь». Возможно ли? Он, конечно, попробует, постарается, но ему уже все равно…Что за город? Как? Поразительно, Дитрих никогда не слышал такого названия. Но ему не важно, где, только бы подальше, подальше от современных немцев. Новосибирск. Уютное, богом забытое местечко, где так сладко трепещет нечто первобытное, пьянит свежестью, наполняет смыслом…

Омега моргнул. Рядом, каким-то загадочным образом, материализовался Морис, он смотрит вверх, ожидая ответа. Омега вопросительно поднял бровь.

— Он хочет помыться.

Витки. Перед мысленным взором Омеги тут же предстаёт растрёпанная фигура, обмотанная чёрным скотчем.

— Пусть моется, — чужим голосом произносит Омега. Круглые, обведённые синим, глаза Мориса стекленеют.

— Прямо здесь, у тебя? — жёстко спрашивает он. Омега пробудился. Чай допит. Лимон съеден.

— Что непонятно? Чёрт знает, сколько времени он проторчит здесь, на моём диване, я не намерен дышать потом и кровью.

— Я не стану развязывать его, — с дьявольским упорством говорит Морис. Омега отвернулся от окна и отдал Морису блюдце и чашку. Мгновение он смотрел в глаза, где отражалось оконное небо, в эти глаза, говорившие «нет», потом коротко и равнодушно ударил Мориса по щеке. Фарфор задребезжал…

Витки стоял у двери, резко поднял голову и впился взглядом в Омегу. Омега приоткрыл дверь, но вдруг замер, закрыл её и, полуобернувшись, произнёс:

— Ты знаешь, что будет, если ты сбежишь. Витки кивнул, рот у него был заклеен скотчем. Омега вышел из квартиры.

— Списки, — сказала Ольга. Омега разозлился. Точнее, так поняла сама Ольга. На самом деле то, что владело им, было намного хуже банальной злости.

— Проверь их, дура. Организуй слежку, мне мусор не нужен.

Списки кандидатов на замещение. Дура! Первый список, а ведь сотни и сотни оказываются пустышками. Необратимо сбился ритм…

Он заставил себя заговорить:

— Пусть Ян присмотрит за Лессом. Мне не до того, понимаешь?

— А как же Лера, мы ведь не… — пробормотала отчаянно и торопливо Ольга. Омега, спустившийся к тому времени в холл, оглянулся, развёл руками.

— Аминь, — мрачно сказал он.

«Пристрастились они, что ли, напиваться за мой счёт», — подумал он. «Их не волнуют чудовищные убытки, которые я терплю. Панихида по каждому — и можно смело закрываться».

В пабе Омега просидел до сумерек. Наведался в «Калаверу» — там, слава богу, всё шло своим чередом, без сбоев. Заехал на пару часов в «Голконду»: хуже, но тоже терпимо. Колония нуждалась в нём больше и сильнее, Омега не мог отвязаться от её бестактного призрака.

На заправочной станции его осенило: не всё потеряно, Роберта вполне можно запугать, а Витки убедить. В чём? Не имеет значения. Он обязан остаться в строю. Иначе нельзя…

Главная ошибка Омеги в том, что он вовремя не распознал, ГДЕ таится сокровище. Роберт — лишь случайный довесок, отсеки его — всё останется как прежде. Омега думал только о Витки. Думал с одержимостью влюблённого. Он, наконец, заглянул в глаза своей правде (правд много, а истина одна), правда оказалась подлинным лицом его страха. Он понял, что ревновал Витки. В их отношениях не было места любви, любовь — удел слабых, Лера лишь поддерживала и скрепляла странные узы, о существовании которых Витки не подозревал. Удовлетворение Омеги становилось полнее, когда он ловил взгляд Витки, такой же, как у него самого, обезумевший от жестокости, горящий неподдельной страстью, и они улыбались друг другу. Какие слова?! Суета была им чужда. Они ненавидели себя, на то они и убийцы, чтобы ненавидеть. Всё нужное Омега находил в нём.

В мае 1993 года Омега впервые прочёл имя, которому суждено будет внести необратимые изменения в жизнь Колонии. Список тех, кто прошёл первую проверку, Омега прочёл, подумал немного и медленно провёл линию, подчеркивая: «Роберт Анатольевич Лecc, 19 октября 1980 года рождения», потому что год 1980 был весьма урожайным. Через некоторое время Илия подтвердил — Роберт Лесс не что иное, как мутант, переживающий обычный в таких случаях кризис. Просмотрев сделанные Илией фотографии, Омега пожал плечами — мутант, так мутант, будем брать. За дело взялся уже Витки. Полученные данные говорили о Роберте, как о крайне чувствительной, беспокойной личности, поэтому, чтобы избежать возможного срыва, и решено было применить способности Витки впервые (об этих способностях ещё толком никто ничего не знал, включая самого Витки). Папа дал «добро». Глубокой ночью они подъезжали к общежитию Роберта и Витки, иногда взбираясь на капот, иногда стоя у стены, прямо под окном, пробовал свои силы. Омега даже придумал этому название — «Вечерняя Молитва». Он не уставал повторять одну и ту же шутку, которая для него не теряла своей свежести: «Ты на ночь помолилась, Дездемона?». Витки видел только работу, и высказывания Омеги удивляли его своей детской наивностью. Потом случилось нечто из ряда вон выходящее — Папа велел оставить Роберта на неопределённый срок. Омeгa был сбит с толку: что такое? Они рисковали потерять Роберта навсегда, и это после стольких затрат! И, наконец, год 2004, как снег на голову — вернуть. Витки уже не был солдатом, он занимал, вполне по праву, одно из уважаемых мест в Колонии, он стоял рядом с Омегой и не находилось причин, чтобы не уважать его. Витки стал незаменимым. Второе задание, связанное с Робертом, он выполнил виртуозно. Теперь он перевоплощался так легко, что восхищал даже Омегу. Он прожил в комнате Роберта около двух недель, и НИКТО не заподозрил в нём подмены, потом поссорился с его матерью и, разорвав все, имеющиеся на тот момент контакты, спокойно вернулся в Колонию, где, признаться, по нему уже соскучились.

Роберт… Лера первой почуяла неладное и, вместо того, чтобы сразу же доложить обо всём Омеге, устремилась в свой бабий омут. Чего стоит её страх, её стыд теперь, когда устои Колонии подточены настолько, что грозят рассыпаться прахом при малейшем дуновении?! Задача Омеги — исключить такие дуновения. Но поздно. Легковесная фраза «как всё запущено» здесь обретает глубокий жизненный смысл. Лера, Омегу передёргивает от одного лишь воспоминания о ней. Презрение, гадливость чувствует он, да и не только… Зачем он тогда попытался её использовать? Чем глупее женщина, тем она опаснее, никогда не предугадаешь, куда она бросится в следующий момент, какие ветра клубятся в её пустой голове! Но поздно, поздно ворошить былые проблемы, они ничтожны по сравнению с новыми. Омега, сам того не ведая, встал на позицию Леры — убрать Роберта, но Лере, с её женской интуицией понадобилось гораздо меньше времени, Омeгa же исходил из того, что ясно видел. Последствия подпольной деятельности Роберта, он проанализировал их все и теперь мог авторитетно заявить — виновен! В своём отчаянии Лера отлично понимала, что Омега дожидается именно таких последствий, и её жалобы не возымеют результата. Столь различные взгляды в итоге остановились на одной проблеме. Имя ей — Роберт.

Картина, внезапно возникшая перед мысленным взором Омеги, затмила всё. Его джип рванул с места, едва не зацепив чью-то мирно дремавшую «Волгу» — случай в его водительской практике воистину уникальный. Его ноздри чуть дрогнули, печать раздражения мягко коснулась его ледяного лба, в то время как мысль «Витки наедине с Морисом» понукала его, словно ездок нерадивого коня — гнать гнать, гнать…

Морис со страхом ждал, когда Витки выйдет из ванной. Он не отходил от двери, хотя совершенно не представлял, КАК он может помешать Витки сделать то, что Витки захочет сделать. Например, захочет разделаться с ним, с Морисом — почему бы и нет? Никакой вины Морис за собой не чувствовал, однако понимал, что у Витки на сей счёт имеются собственные взгляды, очень даже враждебные по отношению к тому, кто активно помогал калечить ему жизнь. На запястье Мориса красовался большой рулон чёрного скотча, из-за этого скотча Морис особенно терзался, он представил, как Витки смотрит на скотч и с трудом сдержал слёзы. Как только Омега посмел бросить его здесь, одного, наедине с чудовищем! В ванной наступила тишина — ОН готовился НАПАСТЬ! Морис похолодел, у него даже челюсть отвисла, он так ясно увидел открытую бритву Омеги, как лежит она на привычном своём месте под зеркалом, увидел гравировку (взявшиеся за руки близнецы), увидел ухмыляющееся отражение убийцы, все подробности пронеслись перед ним живо и ярко.

Дверь распахнулась, и Морис завизжал.

Выражение лица Витки вполне могло бы сойти за комическое, именно с таким лицом замирает пешеход, оказавшийся вне тротуара, лоб в лоб с наглым автолюбителем. Придерживая полотенце на бёдрах, Витки шагнул мимо Мориса и спокойно покинул квартиру. Первым побуждением Мориса было броситься следом, но он не сделал этого.

Пережив столь сильное эмоциональное потрясение, Морис повёл себя странно. Он подумал: «Какой шампунь предпочёл Витки?». И, чтобы выяснить это, зашёл в ванную.

Морис долго стоял перед зеркалом, но видел не себя, а Витки. Волосы Витки оказались длиннее, чем он предполагал. Они извивались, как умирающие змеи. Они почернели. Мориса интересовал не столько caм Витки, сколько среда его обитания. Тяга ребёнка, который заглядывает под камни, мечтая обнаружить нечто новое, живое, копошащееся, противное. Он ещё не знает, что под всеми камнями скрывается почти одно и то же.

Взгляд Мориса равнодушно коснулся бритвы и жадно приник к ванне. Каплевидная ванна, стоявшая на мраморном подиуме, влажно сияла. Морис глубоко вдыхал незнакомый запах, у него слегка кружилась голова, он понимал, что должен уйти, его подавляло незримое присутствие Витки и он… наслаждался. Морис смотрел на ванну. Омeгa позволил Витки ЛЕЧЬ в неё. От одной простой мысли Морис ощутил сладкую дрожь. Витки, точно так же, как Омега, лежал обнажённым в этой ванне. В этой ванне! Два образа слились. Омега принял Витки к себе. С пылающим лицом Морис опустился на колени, и, закрыв глаза, погрузился в мир своих дымчато-розовых фантазий…

Витки вернулся ещё более мрачным. Порывшись в вещах Омеги он подобрал кое-что для себя и, одевшись, снова направился к выходу.

— Что ты вытворяешь?! — воскликнул Морис, не решаясь полностью загородить ему дорогу, но протиснувшись бочком, чтобы Витки остановился или оттолкнул. Витки остановился.

— Куда ты? — почти испуганно спросил Морис.

— Не твоё дело, вампирёныш, — он распахнул дверь.

Морис побежал за ним.

— Я сейчас позову всех!

Витки захохотал. Они спустились в холл, и Витки свернул направо, к подвалу. «Что же делать? Кричать? Но я и так кричу. Колония пуста!» — подумал Морис. Витки как будто прочёл его мысли, ухмыльнулся.

— За ними некому следить. Они бухают в каком-нибудь баре, провожают Лерочку, — голос у него был резкий, насмешливый. Морис уже знал, что собирается сделать Витки.

— И куда вы отправитесь? К Хельге, да?

Витки с раздражением выдохнул, они уже пришли. Морис попятился под его пристальным взглядом. Наконец, Витки решил:

— Иди туда и выведи Роберта.

Витки боялся оказаться в ловушке. Морис тоже.

— Ты ведь не запрёшь меня?.. Одного? Пожалуйста!

Витки силой заставил его войти.

— Ро-о-берт… — жалобно завыл Морис, погрузившись в зловоние и темноту. — Здесь никого… О, БОЖЕ! — завопил он. Роберт впился пальцами в его одежду, рванул на себя, Морис всхлипывал и вырывался.

— Витки, не надо… Не оставляй меня здесь! О, БОЖЕ!… — его крики сделались нечленораздельными. «Могло быть и хуже», — подумал Витки о Роберте. Они не сказали друг другу ни слова. Морис задыхался от рыданий.

— Вы…выпус…сти меня-я-а…

— Кто тебя держит? — рявкнул Витки. Морис выполз на яркий свет, размазывая по лицу тушь и слёзы. В ожидании жестокой расправы он вжался спиной в крошащийся бетон стены. Его нижняя губа безостановочно дрожала.

Они сделали несколько шагов, Роберт вдруг согнулся, его тошнило… Морис наблюдал за ними, страх прошёл. «Я буду просто смотреть, идти следом и смотреть», — решение казалось единственно верным. Подушечками указательных пальцев он мягко провёл под глазами. Вздохнул и, бесшумно ступая, двинулся по узкому коридору.

Морис затаился. Они были в холле, Витки застыл у лестницы, поставив одну ногу на ступеньку. Жест Роберта напоминал молитву, здоровая рука защищала искалеченную. «А мизинец у Омеги в банке», — тут же подумал Морис. Они обсуждали нечто важное. Роберт то и дело посматривал на дверь. Морис нырнул за портьеру, она оказалась тяжёлой, пыльной и ветхой. «Вот она, правда. Я-то думал, что в Колонии всё новое и блестящее». Морис выбрал подходящую дырочку и, стараясь не касаться лицом ткани, прицелился одним глазом. Теперь открылось лицо Витки, искажённое страданием, он похлопывал ладонью по перилам, словно поторапливая и себя и Роберта. «Роберт уговаривает его сбежать», -определил Морис. Они говорили очень тихо, но вот Витки заорал:

— Война! МОЯ война!

Роберт опустил голову. Морис заметил, что затылок у него плоский и черный. «Он лежал в крови Леры», — мысленно объяснил Морис. — «Мерзость». Обменявшись несколькими фразами (лицо Витки ошеломило Мориса своей ПОДЛИННОСТЬЮ), они обнялись.

Самое обычное объятие, Морис остался несколько разочарован.

Роберт не смог покинуть Витки.

Морис отвернулся от портьеры и увидел Ульяну, которая стояла рядом и занималась тем же, чем и он — подглядыванием. Морис злобно прищурился.

— Разве не понятно, что нужно немедленно схватить их?! — неровным голосом осведомился он. — Oмeгa будет в курсе всего, ясно тебе?

Рабыня только улыбалась, бессмысленно кивая в знак полного подчинения и желания угодить. Морис стиснул зубы и, топнув ногой, выбежал из-за портьеры. Лицо Рабыни приняло каменное выражение, она издевательски пропищала:

— Омега, ясно тебе, — после чего с чувством высморкалась в портьеру. Забившись в дальнее кресло, откуда просматривалась вся комната, поджав колени к подбородку и ухватив себя за щиколотки, Морис хранил угрюмое молчание. Негодование распирало его изнутри, невозможно было оставаться спокойным в подобной ситуации. «Беспредел. Беспредел» — это слово приходило на ум чаще других. Морис даже обозначил его губами: «Бес-пре-дел!».

Беспредельная наглость Витки лишала речи, Мориса словно парализовало. Втайне он надеялся увидеть нечто ещё более БЕСПРЕДЕЛЬНОЕ. До какого предела вообще способны дойти эти двое? Внутренний голос пугал: «его не сyщeствyет».

Солнце сверкнуло в роскошных волосах Витки и погасло, осталось лишь мертвенное свечение настенного экрана. Фильм, выбранный Витки, уже больше часа повествовал о вещах, не доступных пониманию Мориса. Люди в фильме были итальянцами и одевались так, словно жили в девятнадцатом веке. Их нищета и совершенно непредсказуемое поведение приводили Мориса в отчаяние. Он не мог полностью отрешиться от экpaна. Одна мрачная история сменяла другую, не менее мрачную. Тени сгустились. Морис смотрел на Витки и думал: «Ты ведь тоже ждёшь его, правда? Что он скажет, когда увидит вас?».

Роберт спал, прижавшись боком к белоснежной коже дивана, его вытянутые ноги покоились на коленях Витки.

Входная дверь отворилась мягко, без скрипа. Мориса словно опалило изнутри, он дёрнулся в своём кресле и тут же напоролся на взгляд Витки. Дрожа всем телом, Морис завис в воздухе. Глядя ему в глаза, Витки издал агрессивное шипение. Короткий, резкий звук заставил Мориса передумать, опасность была слишком очевидна. Морис медленно опустился в кресло. «Последний раз ты на меня шипел, вот снимет с тебя Омега шкуру», — мысленно произнёс он, стремясь избавиться от недавнего ужаса. На долю секунды он поверил в близость зверя.

— Братья Тавиани? — с явным одобрением заметил Омега.

Морис вцепился в подлокотники, весь его облик молил о возмездии. Но Омега был далёк от ярости, он даже казался растерянным. Тогда Морис вскочил и бросился к нему. Омeгa отступил на шаг, выдернул свою руку из цепкого капкана маленьких пальцев.

— Морис?

— Они самовольно влезли в холодильник! И ты видишь — он притащил сюда Роберта! — праведный гнев Мориса искал поддержки. Ударив кулаком по клавише выключателя, Морис обратил разгорячённое лицо к Омеге и застыл.

Oмeгa смотрел вниз, на Витки. Его одежда излучала особенный холод весны, Морис чувствовал её запах, он чувствовал и ещё что-то, от чего вдруг захотелось плакать.

— Морис, я был не прав.

— О чём ты? — беспомощно пролепетал Морис. — Ты мной недоволен?

— Доволен, — Омега не глядя, выхватил из бумажника купюру и отдал её Морису. — Сходи в кино. Сходи в кино, — настойчиво повторил он.

Заливаясь слезами, Морис выскочил из квартиры. Омега положил руку на плечо Витки и слегка сжал его.

— Haм нужно поговорить, — тихо сказал он. Витки осторожно передвинул ноги Роберта и встал.

— Я так и знал… — сказал Витки.

Глядя в сторону, Омeгa усмехнулся и распустил узел галстука. Вертикальные морщины возникли на его лбу и исчезли…